.PNG)
.PNG)
Фото: Страна ua
.PNG)
Выступление Бориса Ельцина в Конгрессе США, 1992 год
Выступление Бориса Ельцина в Конгрессе США, 1992 год. В России это выступление практически не знали.
Иуда...
Иуда...
December 3rd, 2017
Друзья и читатели моего блога! Вы все знаете, что все годы существования моего блога мой заработок не был связан с ЖЖ. Т.е. я не была связана и не имела никаких обязательств материального характера ни перед какими политическими силами и различными группами, кроме дружеских уз и благодарности…
Замполит и штрафники-уголовники.
" Март 1945 г. Курляндия. Так получилось, независимо от меня, что я один в политотделе корпуса остался без отпуска, хотя и по возрасту, и по стажу службы - никого старше меня в политотделе не было. Многие наши офицеры ездили на побывку домой.
Другие, кому некуда было ехать или кто не знал еще адресов своих родственников на освобожденных территориях, побывали на отдыхе в санаториях Рижского взморья. Словом, пришел и мой черед на отпуск.
- Ну что? Поедешь в санаторий или домой, - спросил мой начальник полковник Епифанов. - далеко тебе ехать, долго проездишь. Можешь и победу проездить. Но отказать тебе я не могу. - Езжай.
Все было готово к отъезду, и мысленно - еще находясь на хуторе, еще собираясь в путь,- я был уже в дороге, представлял наше районное село Балкашку, жену и детей, близких родственников, друзей...
Было трудно работать в таком состоянии, все раздваивалось во мне. Вдруг вбежал ординарец, торопливой скороговоркой выпалил: - Товарищ майор! Вас срочно вызывает полковник!
"Будет давать последние наставления, как мне ехать домой", - подумал я. Спустился в подвал и спокойно доложил: - Товарищ полковник! По вашему приказанию...
- Да? - как бы спохватившись, проговорил полковник, не поднимая головы. - Дело вот в чем. Завтра, двадцать седьмого, в два ноль ноль - наступление. Вам надлежит немедленно отправиться в штрафную роту, доставить боевой приказ и вывести роту на исходные позиции к началу наступления.
Вручил мне приказ и странно приглушенным голосом добавил: - Торопитесь, времени осталось мало. "Вот это отпуск!" - чуть не вырвалось у меня.
Все работники политотдела свободны! А он посылает почему то меня! Зная! - все документы оформлены! Уже у меня! От возмущения, охватившего все мое существо, я чуть не выхватил их из кармана, чтобы швырнуть ему на стол! Собрав все силы, с трудом удержался от резкости, взял приказ и молча выскочил из подвала.
Успокоившись немного, я все же решил, что если останусь живым, то, вернувшись, все же верну документы и, в знак протеста против такой бездушной игры со мной, откажусь от отпуска. Не заходя в канцелярию, стыдно было показаться товарищам, тут же отправился на выполнение задания.
Путь был неблизкий, и только к вечеру я добрался до штрафной роты. Когда я находился в штабе заградотряда, привели двух штрафников, пытавшихся бежать из той самой роты, в которую я направлялся. При их допросе выяснилось, что они уже знают о предстоящем наступлении, потому и сбежали - отреагировали по своему.
На вопрос, от кого они получили сведения о наступлении, уголовники только отрицательно мотали головами, не проронили ни слова. Их тут же вернули в роту и на закате обоих расстреляли перед строем.
[Spoiler (click to open)]
Познакомившись с личным составом роты и прежде всего с ее командным составом, я пришел к выводу, что офицерский и сержантский состав роты подают хорошие надежды, а это главное условие боеспособности.
Каждый из командного состава этой роты уже побывал не раз в горячих схватках с врагом и обладал большим военным опытом. Грудь каждого была украшена не одним боевым орденом и не одной нашивкой о ранении. Множество раз эти люди водили свои роты, взводы и отделения в атаки и на штурмы вражеских позиций.
Что же касается самих штрафников - это были в своем большинстве уголовники рецидивисты, преимущественно воры, взломщики и тому подобные элементы, имеющие по несколько судимостей и отбывающие длительные сроки заключения, замененные на штрафроту; разумеется, в боях они еще не участвовали. Это был тяжелый контингент. Редкий из них стремился честно смыть с себя позорное пятно.
Из индивидуальных бесед с отдельными штрафниками, из их разговоров между собой на их собственном помойном жаргоне нетрудно было понять, кто для них наиболее опасный враг: это милиционер - схвативший их за преступную руку на месте преступления, следователь - вынесший обвинительное заключение, судья - объявивший приговор, и тюремная администрация; каждого из этих людей они называли по своему, грязными словами, именами и кличками.
Что касается отношения к фашистам, то и на этот счет у них было свое мнение. Фашистский бандит для них - свой брат. Видно, не зря захватчики искали опору на оккупированной территории прежде всего среди заключенных и лиц уголовного мира - рыбак рыбака видит издалека.
В этой роте подвергнутых наказанию людей, помимо уголовников, было процентов десять пятнадцать настоящих штрафников - из числа провинившихся солдат, сержантов и старшин, осужденных военными трибуналами за те или иные преступления, совершенные по преимуществу в тыловых частях. Этот контингент был уже не обузой, а опорой командного состава роты.
По положению, штрафные роты и батальоны ставятся на самые трудные и опасные участки фронта. Именно здесь они должны искупать свою вину перед народом. "Но я то не штрафник! - хотелось мне крикнуть. - Так ведь и командир штрафной роты, командиры взводов и отделений этой роты - тоже не штрафники.
Напротив, это наши лучшие коммунисты и комсомольцы - самые стойкие, смелые, мужественные и беззаветно преданные Родине воины. Их направили сюда партия и комсомол, и они честно выполняют здесь свой долг перед Родиной. Почему же ты, майор, работник политотдела корпуса захныкал, как мальчишка?!" - резко упрекнул я себя.
Отбросив прочь всякие недостойные мысли, я срочно собрал всех командиров, объявил им боевой приказ на наступление и коротко познакомил с военно политической обстановкой в стране и положением на нашем участке фронта. После этого сразу приступили к обсуждению плана выхода на исходные позиции.
В период подготовки рота дислоцировалась в большом густом лесу в пяти шести километрах от передовой, и теперь, чтобы выйти к исходному положению, ей предстояло пройти - ночью, лесом - около трех километров. У некоторых командиров это обстоятельство вызвало тревогу и опасение: удастся в таких условиях удержать роту, не разбежится ли она в темноте по лесу? Присутствовавший на совещании командир заградбатальона успокоил скептиков, твердо заверил:
- Весь заградительный взвод приведен в боевую готовность и готов сопровождать роту до ее исходных позиций. Будьте уверены, ни один, ни в сторону, ни назад незамеченным у нас пройти не сможет. Решили также: не объявляя о боевом приказе, открыть штрафникам, что идем в наступление.
Нельзя сказать, что это сообщение произвело воодушевляющее впечатление, но теперь они ясно понимали, что от них требуется. С виду озабоченные, но какие то флегматичные, они не торопясь укладывали вещмешки, протирали и смазывали винтовки и автоматы. Пулеметчики копались у пулеметов, готовя их к работе. Командиры взводов и отделений внимательно проверяли оружие, наличие боеприпасов и выдавали НЗ.
Крепко поужинав, включая сто грамм, к двадцати одному часу рота выстроилась на проверку, готовая к походу. Внушительно выглядело подразделение - четыреста штыков, не считая командного состава! Это ли не сила?! Да если бы каждый командир стрелкового батальона имел в своем распоряжении на передовой такое количество солдат - ведь ходил бы гоголем!
К сожалению, это была далеко не та сила, о которой хотелось бы петь. Выступив перед строем, командир роты подробно разъяснил порядок движения и строго предупредил всех штрафников, что во время похода каждый, кто без ведома командира уклонится в сторону или попытается отстать, будет пристрелен на месте как трус и дезертир. А выступивший затем командир заградбата объяснил, что убежать на пути никому не удастся.
Что значит вывести штрафную роту на исходные позиции? Попросту говоря, это означает побывать в Дантовом аду. Штрафная рота ставилась в самое острие клина, вбитого в оборону противника. В нашей ситуации, это был мешок и возможная ловушка.
В светлое время суток противник хорошо просматривал и прицельно простреливал весь клин, от основания до верхушки, поэтому наша надежда была - на темную ночь и на сознание, аккуратность штрафников: всю передвижку нужно провести тихо и осторожно, не дать противнику и малейшего повода заподозрить наше перемещение, тем более - догадаться о его цели...
В целом передвижка прошла очень успешно, по намеченному плану и к часу ночи, была полностью завершена. Через час, ровно в 2.00 пополуночи начнется наступление. Выполнив данное мне задание, я стал торопиться в обратный путь.
Но только распрощался с комроты, как на правом фланге взвились одна за другой три осветительные ракеты, осветив пространство над передовыми позициями. С двух сторон заработали пулеметы и автоматы противника. Я мгновенно упал, укрывшись за кучей камней...
Мои перебежки при свете не остались незамеченными, немцы открыли огонь по мне из ротных минометов. Значит, придется отказаться от услуг противника и передвигаться в темноте. Изменив несколько раз секторы обстрела, они наконец прекратили меня преследовать.
Но едва я поднялся, как впереди, уже с другой стороны, резанула трассирующая очередь немецкого пулемета. Я припал к матушке земле, плотно вжав в нее голову.
Странно, но на фронте всем почему то казалось, что убить может только в голову - не потому ли тут кланялись каждой пуле? И при этом пренебрегали каской - и очень многие! Признаться, и автор в ту ночь сильно скучал по ней.
Ударяясь о камни, пули жужжали со всех сторон, как потревоженные шмели. Неужели опять меня заметили? Или услышали? Я лежал, затаив дыхание. Вслед за пулеметной очередью взвилась осветительная ракета.
Осмотревшись при ее освещении, установил, что во время перебежек в темноте я значительно уклонился влево и теперь находился очень близко к окопам противника и наверняка был ими услышан.
Наконец все стихло. Медлить более было равносильно самоубийству. Но и бежать в полный рост - ты мишень. Я быстро пополз. Это оказалось, во первых, довольно тяжелым делом, а во вторых, очень медленным, как бы ни старался я ползти быстрее - выбраться вовремя не смогу.
Нужно рисковать. Теперь это было не только необходимым, но неизбежным, в противном случае окажусь в зоне шквального огня и тогда уж наверняка получу отпуск, навечно. Пригнувшись поближе к земле, я что есть силы побежал!
Но в темноте - тут же споткнулся, упал в какую то яму, воронку ли, сильно ушиб локоть - жгучая боль! - но я уже выбирался из ямы, прислушался и ринулся дальше - не переводя дыхания, уже ни на что не обращая внимания, я бежал и бежал до тех пор, пока не услышал дружную канонаду нашей артиллерии. Наступление началось!
Теперь бежать было некуда. Нужно было немедленно искать надежное укрытие! Хотя я и выскочил из мешка, но далеко не вышел из зоны интенсивного огня противника, который не замедлит обрушиться.
Заметив небольшой курган, я быстро направился к нему в надежде найти старую огневую позицию или окоп, а может и бывший НП - на фронте такую выгодную высотку не могли обойти вниманием. Подбежав, я вдруг упал в глубокую траншею, укрепленную с обеих сторон плетнем. Не успел подняться, как голос надо мной скомандовал: - Стой! Кто такой?!
Видя, что свои, я встал и назвал себя.
- Подожди, подожди... Майор! Ты как сюда попал?! - прозвучал, приближаясь, чей то знакомый голос. Я почему то обрадовался этому голосу, хотя человека еще не разглядел. Блеснул карманный фонарик, и при свете я увидел перед собой знакомого командира, подполковника Семенова.
- Здравия желаю, товарищ подполковник! А вы почему здесь? - в свою очередь спросил я.
- Привет, привет! - подавая мне руку, проговорил командир полка. - Как почему я здесь? А где же мне, собственно, быть, как не здесь?
- Но вы же были в Кемери!
- Гм! А сколько же мне там быть? Подлечился малость и обратно...
Артиллерийская стрельба все разгоралась. Сотни орудий били все слаженнее и мощнее. Примерно около часа работала только наша артиллерия. Затем робко стала отвечать и немецкая. Потом к обычной колесной артиллерии стали подключаться ствольные минометы с обеих сторон.
И наконец заговорили "катюши", "ванюши" и "андрюши", а немцы выпустили своих "ишаков" - шестиствольные реактивные минометы, прозванные так бойцами за их напоминающий рыканье ишака залп.
Подполковник Семенов приказал подавать завтрак и затем переводить командный пункт вперед, поближе к наступающим подразделениям, а сам вновь вышел из блиндажа еще раз уточнить обстановку, менявшуюся с каждой минутой.
Наш блиндаж немцы почти перестали обстреливать, но только мы стали занимать места за завтраком, как раздался оглушительный взрыв прямо у входа. Взрывной волной настежь распахнуло дверь, в проем мы увидели, как подполковник качнулся на стенку траншеи и его залитое кровью уже безжизненное тело тяжело сползло с плетня, упало навзничь головой к двери блиндажа. Вскочив, мы подхватили бездыханное тело и бережно внесли в блиндаж.
Эх! Дорогой товарищ и друг! - рвалось из груди. Сколько же дней ты не дожил до нашей, такой близкой, такой желанной и такой необходимой ПОБЕДЫ?! Вот вот она заиграет свою чарующую победную музыку!Да, человеку не дано знать, где таится его погибель.
По приказу командира штаб полка ушел вперед, а он остался здесь в ожидании своего последнего пути.
Тем же утром, когда бой ненадолго затих, тело командира полка вывезли в город Кемери, который он освобождал и первым ступил на его улицы. Там и похоронили со всеми воинскими почестями - в парке, напротив светлого здания санатория.
После похорон командира я пошел на передовую. Было тяжело. И было трудно идти. Поле боя все было изрыто снарядами, минами и авиабомбами, приходилось перебираться и обходить вывороченные взрывами глыбы земли, камней, через шаг - воронки, большие и малые; проезжая еще вчера проселочная дорога теперь едва угадывалась.
Началась бывшая передовая немцев, и я увидел множество трупов на дне окопов и на поверхности, изуродованные их тела были в большинстве полуголые, оборванные почти донага и закопченные - черные, как негры, видно, здесь поработали "катюши" и "андрюши", от них ведь нет спасения и в окопе.
Впереди показались те самые каменные карьеры, в которых минувшей ночью мы сосредоточивали штрафную роту. Теперь здесь расположился подвижной пункт медицинской помощи. Сильно хотелось пить, и я зашел, чтобы утолить жажду. - О, гражданин майор! Здравия желаю! - вдруг услышал я чей то голос.
Повернувшись, я увидел группу раненых солдат, ожидавших эвакуации, и узнал одного из них. Это был солдат штрафной роты, стоявший прямо передо мной, когда я говорил с ними перед выходом на исходные. Да, это был тот самый солдат, который до конца моей речи так и не поднял на меня глаз.
Теперь я их увидел. Это были живые и дерзкие глаза. Они, кажется, и сейчас сверкали какой то злостью и негодованием. Но на кого и за что? У него были перевязаны правое плечо и нога. - Нет, дорогой товарищ! Теперь я для вас не гражданин майор, а товарищ, и прошу обращаться ко мне только так. - Я крепко пожал его здоровую левую руку.
Поздоровавшись со всеми, я присел возле раненых и стал расспрашивать, из каких они частей, кто куда ранен, как себя чувствуют. Оказалось, большинство - из штрафной роты. Вместо ответов на мои вопросы они наперебой стали рассказывать, как атаковали немцев.
Наибольшую активность в беседе проявил мой знакомый. С виду лет тридцати пяти, он уже успел отсидеть около десяти лет в тюрьмах и лагерях, имел три судимости, поэтому его больше других интересовал вопрос: как же теперь он должен понимать себя? Волнение, недоверие явственно читались на его лице.
Еще вчера он был штрафником, заключенным - а сегодня? Неужели за какие то две раны все снимается и он становится рядом со всеми, даже самыми передовыми? Чудно, и потому не верилось. Подсев поближе, он почему то полушепотом спросил:
- А правда, товарищ майор, что теперь нас помилуют?
- А ты говори для всех, чего шепчешься, как сексот? - зашумели на него раненые.
- Так я спрашиваю за себя! А вам нужно, спрашивайте сами! Я для вас не адвокат! - огрызнулся мой собеседник.
Поняв, что этот вопрос все еще волнует штрафников несмотря на мои разъяснения, я громко повторил для всех сказанное перед боем. Пришлось раз и еще раз объяснять, что все раненные в бою - уже смыли с себя своей кровью все преступное прошлое и должны забыть о нем.
Что после выздоровления они, как все воины Советской армии, получат солдатскую книжку и будут считаться такими же бойцами, как другие, и что им восстанавливаются прежние воинские звания, награды и привилегии, а особо отличившиеся в боях могут быть награждены по представлению командования." - из воспоминаний майора 119-го стр.корпуса Н.И.Ляшенко.
Лихой был замполит, вот наградной по прошлой службе:
http://militera.lib.ru/memo/russian/lyashenko_ni01/index.html
Ссылка - https://oper-1974.livejournal.com/903252.html .
Другие, кому некуда было ехать или кто не знал еще адресов своих родственников на освобожденных территориях, побывали на отдыхе в санаториях Рижского взморья. Словом, пришел и мой черед на отпуск.
- Ну что? Поедешь в санаторий или домой, - спросил мой начальник полковник Епифанов. - далеко тебе ехать, долго проездишь. Можешь и победу проездить. Но отказать тебе я не могу. - Езжай.
Все было готово к отъезду, и мысленно - еще находясь на хуторе, еще собираясь в путь,- я был уже в дороге, представлял наше районное село Балкашку, жену и детей, близких родственников, друзей...
Было трудно работать в таком состоянии, все раздваивалось во мне. Вдруг вбежал ординарец, торопливой скороговоркой выпалил: - Товарищ майор! Вас срочно вызывает полковник!
"Будет давать последние наставления, как мне ехать домой", - подумал я. Спустился в подвал и спокойно доложил: - Товарищ полковник! По вашему приказанию...
- Да? - как бы спохватившись, проговорил полковник, не поднимая головы. - Дело вот в чем. Завтра, двадцать седьмого, в два ноль ноль - наступление. Вам надлежит немедленно отправиться в штрафную роту, доставить боевой приказ и вывести роту на исходные позиции к началу наступления.
Вручил мне приказ и странно приглушенным голосом добавил: - Торопитесь, времени осталось мало. "Вот это отпуск!" - чуть не вырвалось у меня.
Все работники политотдела свободны! А он посылает почему то меня! Зная! - все документы оформлены! Уже у меня! От возмущения, охватившего все мое существо, я чуть не выхватил их из кармана, чтобы швырнуть ему на стол! Собрав все силы, с трудом удержался от резкости, взял приказ и молча выскочил из подвала.
Успокоившись немного, я все же решил, что если останусь живым, то, вернувшись, все же верну документы и, в знак протеста против такой бездушной игры со мной, откажусь от отпуска. Не заходя в канцелярию, стыдно было показаться товарищам, тут же отправился на выполнение задания.
Путь был неблизкий, и только к вечеру я добрался до штрафной роты. Когда я находился в штабе заградотряда, привели двух штрафников, пытавшихся бежать из той самой роты, в которую я направлялся. При их допросе выяснилось, что они уже знают о предстоящем наступлении, потому и сбежали - отреагировали по своему.
На вопрос, от кого они получили сведения о наступлении, уголовники только отрицательно мотали головами, не проронили ни слова. Их тут же вернули в роту и на закате обоих расстреляли перед строем.
[Spoiler (click to open)]
Познакомившись с личным составом роты и прежде всего с ее командным составом, я пришел к выводу, что офицерский и сержантский состав роты подают хорошие надежды, а это главное условие боеспособности.
Каждый из командного состава этой роты уже побывал не раз в горячих схватках с врагом и обладал большим военным опытом. Грудь каждого была украшена не одним боевым орденом и не одной нашивкой о ранении. Множество раз эти люди водили свои роты, взводы и отделения в атаки и на штурмы вражеских позиций.
Что же касается самих штрафников - это были в своем большинстве уголовники рецидивисты, преимущественно воры, взломщики и тому подобные элементы, имеющие по несколько судимостей и отбывающие длительные сроки заключения, замененные на штрафроту; разумеется, в боях они еще не участвовали. Это был тяжелый контингент. Редкий из них стремился честно смыть с себя позорное пятно.
Из индивидуальных бесед с отдельными штрафниками, из их разговоров между собой на их собственном помойном жаргоне нетрудно было понять, кто для них наиболее опасный враг: это милиционер - схвативший их за преступную руку на месте преступления, следователь - вынесший обвинительное заключение, судья - объявивший приговор, и тюремная администрация; каждого из этих людей они называли по своему, грязными словами, именами и кличками.
Что касается отношения к фашистам, то и на этот счет у них было свое мнение. Фашистский бандит для них - свой брат. Видно, не зря захватчики искали опору на оккупированной территории прежде всего среди заключенных и лиц уголовного мира - рыбак рыбака видит издалека.
В этой роте подвергнутых наказанию людей, помимо уголовников, было процентов десять пятнадцать настоящих штрафников - из числа провинившихся солдат, сержантов и старшин, осужденных военными трибуналами за те или иные преступления, совершенные по преимуществу в тыловых частях. Этот контингент был уже не обузой, а опорой командного состава роты.
По положению, штрафные роты и батальоны ставятся на самые трудные и опасные участки фронта. Именно здесь они должны искупать свою вину перед народом. "Но я то не штрафник! - хотелось мне крикнуть. - Так ведь и командир штрафной роты, командиры взводов и отделений этой роты - тоже не штрафники.
Напротив, это наши лучшие коммунисты и комсомольцы - самые стойкие, смелые, мужественные и беззаветно преданные Родине воины. Их направили сюда партия и комсомол, и они честно выполняют здесь свой долг перед Родиной. Почему же ты, майор, работник политотдела корпуса захныкал, как мальчишка?!" - резко упрекнул я себя.
Отбросив прочь всякие недостойные мысли, я срочно собрал всех командиров, объявил им боевой приказ на наступление и коротко познакомил с военно политической обстановкой в стране и положением на нашем участке фронта. После этого сразу приступили к обсуждению плана выхода на исходные позиции.
В период подготовки рота дислоцировалась в большом густом лесу в пяти шести километрах от передовой, и теперь, чтобы выйти к исходному положению, ей предстояло пройти - ночью, лесом - около трех километров. У некоторых командиров это обстоятельство вызвало тревогу и опасение: удастся в таких условиях удержать роту, не разбежится ли она в темноте по лесу? Присутствовавший на совещании командир заградбатальона успокоил скептиков, твердо заверил:
- Весь заградительный взвод приведен в боевую готовность и готов сопровождать роту до ее исходных позиций. Будьте уверены, ни один, ни в сторону, ни назад незамеченным у нас пройти не сможет. Решили также: не объявляя о боевом приказе, открыть штрафникам, что идем в наступление.
Нельзя сказать, что это сообщение произвело воодушевляющее впечатление, но теперь они ясно понимали, что от них требуется. С виду озабоченные, но какие то флегматичные, они не торопясь укладывали вещмешки, протирали и смазывали винтовки и автоматы. Пулеметчики копались у пулеметов, готовя их к работе. Командиры взводов и отделений внимательно проверяли оружие, наличие боеприпасов и выдавали НЗ.
Крепко поужинав, включая сто грамм, к двадцати одному часу рота выстроилась на проверку, готовая к походу. Внушительно выглядело подразделение - четыреста штыков, не считая командного состава! Это ли не сила?! Да если бы каждый командир стрелкового батальона имел в своем распоряжении на передовой такое количество солдат - ведь ходил бы гоголем!
К сожалению, это была далеко не та сила, о которой хотелось бы петь. Выступив перед строем, командир роты подробно разъяснил порядок движения и строго предупредил всех штрафников, что во время похода каждый, кто без ведома командира уклонится в сторону или попытается отстать, будет пристрелен на месте как трус и дезертир. А выступивший затем командир заградбата объяснил, что убежать на пути никому не удастся.
Что значит вывести штрафную роту на исходные позиции? Попросту говоря, это означает побывать в Дантовом аду. Штрафная рота ставилась в самое острие клина, вбитого в оборону противника. В нашей ситуации, это был мешок и возможная ловушка.
В светлое время суток противник хорошо просматривал и прицельно простреливал весь клин, от основания до верхушки, поэтому наша надежда была - на темную ночь и на сознание, аккуратность штрафников: всю передвижку нужно провести тихо и осторожно, не дать противнику и малейшего повода заподозрить наше перемещение, тем более - догадаться о его цели...
В целом передвижка прошла очень успешно, по намеченному плану и к часу ночи, была полностью завершена. Через час, ровно в 2.00 пополуночи начнется наступление. Выполнив данное мне задание, я стал торопиться в обратный путь.
Но только распрощался с комроты, как на правом фланге взвились одна за другой три осветительные ракеты, осветив пространство над передовыми позициями. С двух сторон заработали пулеметы и автоматы противника. Я мгновенно упал, укрывшись за кучей камней...
Мои перебежки при свете не остались незамеченными, немцы открыли огонь по мне из ротных минометов. Значит, придется отказаться от услуг противника и передвигаться в темноте. Изменив несколько раз секторы обстрела, они наконец прекратили меня преследовать.
Но едва я поднялся, как впереди, уже с другой стороны, резанула трассирующая очередь немецкого пулемета. Я припал к матушке земле, плотно вжав в нее голову.
Странно, но на фронте всем почему то казалось, что убить может только в голову - не потому ли тут кланялись каждой пуле? И при этом пренебрегали каской - и очень многие! Признаться, и автор в ту ночь сильно скучал по ней.
Ударяясь о камни, пули жужжали со всех сторон, как потревоженные шмели. Неужели опять меня заметили? Или услышали? Я лежал, затаив дыхание. Вслед за пулеметной очередью взвилась осветительная ракета.
Осмотревшись при ее освещении, установил, что во время перебежек в темноте я значительно уклонился влево и теперь находился очень близко к окопам противника и наверняка был ими услышан.
Наконец все стихло. Медлить более было равносильно самоубийству. Но и бежать в полный рост - ты мишень. Я быстро пополз. Это оказалось, во первых, довольно тяжелым делом, а во вторых, очень медленным, как бы ни старался я ползти быстрее - выбраться вовремя не смогу.
Нужно рисковать. Теперь это было не только необходимым, но неизбежным, в противном случае окажусь в зоне шквального огня и тогда уж наверняка получу отпуск, навечно. Пригнувшись поближе к земле, я что есть силы побежал!
Но в темноте - тут же споткнулся, упал в какую то яму, воронку ли, сильно ушиб локоть - жгучая боль! - но я уже выбирался из ямы, прислушался и ринулся дальше - не переводя дыхания, уже ни на что не обращая внимания, я бежал и бежал до тех пор, пока не услышал дружную канонаду нашей артиллерии. Наступление началось!
Теперь бежать было некуда. Нужно было немедленно искать надежное укрытие! Хотя я и выскочил из мешка, но далеко не вышел из зоны интенсивного огня противника, который не замедлит обрушиться.
Заметив небольшой курган, я быстро направился к нему в надежде найти старую огневую позицию или окоп, а может и бывший НП - на фронте такую выгодную высотку не могли обойти вниманием. Подбежав, я вдруг упал в глубокую траншею, укрепленную с обеих сторон плетнем. Не успел подняться, как голос надо мной скомандовал: - Стой! Кто такой?!
Видя, что свои, я встал и назвал себя.
- Подожди, подожди... Майор! Ты как сюда попал?! - прозвучал, приближаясь, чей то знакомый голос. Я почему то обрадовался этому голосу, хотя человека еще не разглядел. Блеснул карманный фонарик, и при свете я увидел перед собой знакомого командира, подполковника Семенова.
- Здравия желаю, товарищ подполковник! А вы почему здесь? - в свою очередь спросил я.
- Привет, привет! - подавая мне руку, проговорил командир полка. - Как почему я здесь? А где же мне, собственно, быть, как не здесь?
- Но вы же были в Кемери!
- Гм! А сколько же мне там быть? Подлечился малость и обратно...
Артиллерийская стрельба все разгоралась. Сотни орудий били все слаженнее и мощнее. Примерно около часа работала только наша артиллерия. Затем робко стала отвечать и немецкая. Потом к обычной колесной артиллерии стали подключаться ствольные минометы с обеих сторон.
И наконец заговорили "катюши", "ванюши" и "андрюши", а немцы выпустили своих "ишаков" - шестиствольные реактивные минометы, прозванные так бойцами за их напоминающий рыканье ишака залп.
Подполковник Семенов приказал подавать завтрак и затем переводить командный пункт вперед, поближе к наступающим подразделениям, а сам вновь вышел из блиндажа еще раз уточнить обстановку, менявшуюся с каждой минутой.
Наш блиндаж немцы почти перестали обстреливать, но только мы стали занимать места за завтраком, как раздался оглушительный взрыв прямо у входа. Взрывной волной настежь распахнуло дверь, в проем мы увидели, как подполковник качнулся на стенку траншеи и его залитое кровью уже безжизненное тело тяжело сползло с плетня, упало навзничь головой к двери блиндажа. Вскочив, мы подхватили бездыханное тело и бережно внесли в блиндаж.
Эх! Дорогой товарищ и друг! - рвалось из груди. Сколько же дней ты не дожил до нашей, такой близкой, такой желанной и такой необходимой ПОБЕДЫ?! Вот вот она заиграет свою чарующую победную музыку!Да, человеку не дано знать, где таится его погибель.
По приказу командира штаб полка ушел вперед, а он остался здесь в ожидании своего последнего пути.
Тем же утром, когда бой ненадолго затих, тело командира полка вывезли в город Кемери, который он освобождал и первым ступил на его улицы. Там и похоронили со всеми воинскими почестями - в парке, напротив светлого здания санатория.
После похорон командира я пошел на передовую. Было тяжело. И было трудно идти. Поле боя все было изрыто снарядами, минами и авиабомбами, приходилось перебираться и обходить вывороченные взрывами глыбы земли, камней, через шаг - воронки, большие и малые; проезжая еще вчера проселочная дорога теперь едва угадывалась.
Началась бывшая передовая немцев, и я увидел множество трупов на дне окопов и на поверхности, изуродованные их тела были в большинстве полуголые, оборванные почти донага и закопченные - черные, как негры, видно, здесь поработали "катюши" и "андрюши", от них ведь нет спасения и в окопе.
Впереди показались те самые каменные карьеры, в которых минувшей ночью мы сосредоточивали штрафную роту. Теперь здесь расположился подвижной пункт медицинской помощи. Сильно хотелось пить, и я зашел, чтобы утолить жажду. - О, гражданин майор! Здравия желаю! - вдруг услышал я чей то голос.
Повернувшись, я увидел группу раненых солдат, ожидавших эвакуации, и узнал одного из них. Это был солдат штрафной роты, стоявший прямо передо мной, когда я говорил с ними перед выходом на исходные. Да, это был тот самый солдат, который до конца моей речи так и не поднял на меня глаз.
Теперь я их увидел. Это были живые и дерзкие глаза. Они, кажется, и сейчас сверкали какой то злостью и негодованием. Но на кого и за что? У него были перевязаны правое плечо и нога. - Нет, дорогой товарищ! Теперь я для вас не гражданин майор, а товарищ, и прошу обращаться ко мне только так. - Я крепко пожал его здоровую левую руку.
Поздоровавшись со всеми, я присел возле раненых и стал расспрашивать, из каких они частей, кто куда ранен, как себя чувствуют. Оказалось, большинство - из штрафной роты. Вместо ответов на мои вопросы они наперебой стали рассказывать, как атаковали немцев.
Наибольшую активность в беседе проявил мой знакомый. С виду лет тридцати пяти, он уже успел отсидеть около десяти лет в тюрьмах и лагерях, имел три судимости, поэтому его больше других интересовал вопрос: как же теперь он должен понимать себя? Волнение, недоверие явственно читались на его лице.
Еще вчера он был штрафником, заключенным - а сегодня? Неужели за какие то две раны все снимается и он становится рядом со всеми, даже самыми передовыми? Чудно, и потому не верилось. Подсев поближе, он почему то полушепотом спросил:
- А правда, товарищ майор, что теперь нас помилуют?
- А ты говори для всех, чего шепчешься, как сексот? - зашумели на него раненые.
- Так я спрашиваю за себя! А вам нужно, спрашивайте сами! Я для вас не адвокат! - огрызнулся мой собеседник.
Поняв, что этот вопрос все еще волнует штрафников несмотря на мои разъяснения, я громко повторил для всех сказанное перед боем. Пришлось раз и еще раз объяснять, что все раненные в бою - уже смыли с себя своей кровью все преступное прошлое и должны забыть о нем.
Что после выздоровления они, как все воины Советской армии, получат солдатскую книжку и будут считаться такими же бойцами, как другие, и что им восстанавливаются прежние воинские звания, награды и привилегии, а особо отличившиеся в боях могут быть награждены по представлению командования." - из воспоминаний майора 119-го стр.корпуса Н.И.Ляшенко.
Лихой был замполит, вот наградной по прошлой службе:
http://militera.lib.ru/memo/russian/lyashenko_ni01/index.html
Ссылка - https://oper-1974.livejournal.com/903252.html .
Антон Геращенко обвинил Россию в создании и финансировании миграционного кризиса в ЕС
Депутат Верховной рады Антон Геращенко обвинил Россию в том, что она "организовала" миграционный кризис в Европе из-за того, что ЕС ввел против Москвы санкции. Такое заявление парламентарий сделал в эфире телеканала NewsOne.
Политик утверждает, что война в Сирии началась в 2011 году, но только весной 2015-го "мигранты потекли широкой рекой".
"В России было принято решение, после того, что Европа ввела экономические санкции против России: "давайте создадим им проблемы", — заверил Геращенко. По его словам, в этих целях Москва "спонсировала" миграционный кризис.
"Выделялось по тысяче долларов за голову беженца, который из Сирии будет доставлен в Европу", — уверен депутат. Он "подсчитал", что Москва якобы выплатила за перемещение миллиона мигрантов миллиард долларов. По его словам, для России такая сумма — "это ничего". При этом парламентарий не стал уточнять, на каких сведениях основываются его "подсчеты".
Геращенко добавил, что вследствие наплыва беженцев в Европе повысился уровень ксенофобии, а также увеличилось влияние националистических партий, которые, по словам депутата, известны пророссийскими взглядами.
Источник
Как дрались между собой советские школьники?
Кулачные стычки в школьных классах регулировались особыми правилами, прежде всего «не покалечь» или «не бей лежачего». Об этом и поговорим, опираясь на воспоминания учеников из 70-х и 80-х годов прошлого века.
[Spoiler (click to open)]
Первый раз в четвертом классе
Если в послевоенное время дети чаще всего воспитывались матерями-одиночками или в интернатах, то в 70-х и 80-х годах сирот было мало. Более того, все больше мальчиков и девочек воспитывалось в интеллигентных семьях. По общему мнению советских учителей, в начальной школе дети вели себя вполне дружелюбно. Первые синяки, ссадины и разбитые носы наблюдались только в четвертом классе. Но на вопрос, кто побил, старались не отвечать.
«Зачинщиками таких драк, как правило, были мальчуганы из многодетных семей, — рассказывает бывшая учительница Анна Ивановна Краснова. — Дома их поколачивали старшие братья, так что наглядный опыт, как ударить, у них уже был».
До первых слез
Конфликты среди детей в четвертом классе являли собой своеобразную форму социализации. Таким образом мальчишки, как будущие мужчины, утверждали место в своем маленьком мире. «Драки могли вспыхнуть и в классе, но обычно сходились подальше от взрослых глаз, на школьном дворе за туалетом, — вспоминает 55-летний Юрий Некрасов. — Вокруг драчунов собирались любопытные. Вначале пацаны двумя руками пихали друг друга в плечи со словами “нарываешься” или что-то в этом роде. Потом один захватывал шею другого, и оба валились на землю. При этом старались ткнуть соперника кулачком в нос». Проигрывал тот, кто первый начинал плакать.
Боксеры против самбистов
В пятом классе большинство троечников, да и хорошистов, считали, что правильно драться важнее, чем учеба. Одни шли на ринг, другие — в секции борцов. Интересно, что в школах спортсмены выясняли отношения редко, выплескивая, очевидно, свою агрессию на спортивных занятиях. Кстати, педагоги отмечали, что спорт положительно сказывался и на оценках.
К тринадцати годам мальчишки уже знали свое место в иерархии одноклассников, поэтому все чаще конфликты случались с учениками из других классов. В любом случае отличников старались не бить. Нельзя было поднимать руку и на разнимающих. В старших классах уже дрались не до первой крови, а до очевидной победы. Если же о таких стычках становилось известно учителям, вызывали родителей, а то и инспектора по делам несовершеннолетних. Впрочем, не все педагоги пресекали драки на корню.
«Драться — можно, калечить — нельзя»
Как правило, за порядком в школе следил военрук, отставной военный, в звании не ниже майора. В круг его обязанностей входило не только обучение военному делу, но и формирование школьного миропорядка. «Мы называли его дедом, — рассказывает выпускник из 70-х Игорь Смирнов. — Он говорил, что драться надо уметь. За девушку постоять, да и вообще — вдруг завтра война. Однажды я был свидетелем, когда он влепил оплеуху самому злостному хулигану нашей школы за то, что тот бил своего одноклассника головой об стену. Военрук завел драчуна в класс на беседу, после чего парень вышел с опухшими ушами. Позднее я узнал, что “дед” надавал ему тумаков со словами: “Драться — можно, калечить — нельзя”».
А-ля карате-до
В конце 70-х и начале 80-х в школьных драках стали применять удары ногами в стиле карате-до. Произошло это благодаря популяризации в Советском Союзе этого вида спортивного единоборства. 13 ноября 1978 года вышло даже распоряжение ЦК КПСС «О создании Комиссии по развитию карате-до при Госкомспорте».
«Было повальное увлечение техникой ударов ногами, — делится воспоминаниями военный пенсионер Андрей Саньков. — На улицах и в классах можно было видеть подростков, которые стремились нанести маваши (круговые удары ногами) и тоби-гери (удары в прыжке) по мнимому сопернику. В реальной драке пользы от этого было мало, поэтому в стычках по-прежнему били кулаками, стараясь лягнуть ногой в пах». Впрочем, к этому времени неписаные законы стали жестче. Победитель мог нанести несколько ударов по уже поверженному сопернику.
Улица родная
Вне школы царили уже другие порядки. Но утверждать, что на улицах господствовала шпана, тоже неверно. Конечно, мальчишек могли побить за то, что они зашли на «чужую территорию». Но чаще всего это касалось членов уличных банд или «узнаваемых пацанов». Справедливости ради, милиция совместно с инспекторами по делам несовершеннолетних в целом держали ситуацию под контролем.
Ссылка - https://picturehistory.livejournal.com/2870669.html
[Spoiler (click to open)]
Первый раз в четвертом классе
Если в послевоенное время дети чаще всего воспитывались матерями-одиночками или в интернатах, то в 70-х и 80-х годах сирот было мало. Более того, все больше мальчиков и девочек воспитывалось в интеллигентных семьях. По общему мнению советских учителей, в начальной школе дети вели себя вполне дружелюбно. Первые синяки, ссадины и разбитые носы наблюдались только в четвертом классе. Но на вопрос, кто побил, старались не отвечать.
«Зачинщиками таких драк, как правило, были мальчуганы из многодетных семей, — рассказывает бывшая учительница Анна Ивановна Краснова. — Дома их поколачивали старшие братья, так что наглядный опыт, как ударить, у них уже был».
До первых слез
Конфликты среди детей в четвертом классе являли собой своеобразную форму социализации. Таким образом мальчишки, как будущие мужчины, утверждали место в своем маленьком мире. «Драки могли вспыхнуть и в классе, но обычно сходились подальше от взрослых глаз, на школьном дворе за туалетом, — вспоминает 55-летний Юрий Некрасов. — Вокруг драчунов собирались любопытные. Вначале пацаны двумя руками пихали друг друга в плечи со словами “нарываешься” или что-то в этом роде. Потом один захватывал шею другого, и оба валились на землю. При этом старались ткнуть соперника кулачком в нос». Проигрывал тот, кто первый начинал плакать.
Боксеры против самбистов
В пятом классе большинство троечников, да и хорошистов, считали, что правильно драться важнее, чем учеба. Одни шли на ринг, другие — в секции борцов. Интересно, что в школах спортсмены выясняли отношения редко, выплескивая, очевидно, свою агрессию на спортивных занятиях. Кстати, педагоги отмечали, что спорт положительно сказывался и на оценках.
К тринадцати годам мальчишки уже знали свое место в иерархии одноклассников, поэтому все чаще конфликты случались с учениками из других классов. В любом случае отличников старались не бить. Нельзя было поднимать руку и на разнимающих. В старших классах уже дрались не до первой крови, а до очевидной победы. Если же о таких стычках становилось известно учителям, вызывали родителей, а то и инспектора по делам несовершеннолетних. Впрочем, не все педагоги пресекали драки на корню.
«Драться — можно, калечить — нельзя»
Как правило, за порядком в школе следил военрук, отставной военный, в звании не ниже майора. В круг его обязанностей входило не только обучение военному делу, но и формирование школьного миропорядка. «Мы называли его дедом, — рассказывает выпускник из 70-х Игорь Смирнов. — Он говорил, что драться надо уметь. За девушку постоять, да и вообще — вдруг завтра война. Однажды я был свидетелем, когда он влепил оплеуху самому злостному хулигану нашей школы за то, что тот бил своего одноклассника головой об стену. Военрук завел драчуна в класс на беседу, после чего парень вышел с опухшими ушами. Позднее я узнал, что “дед” надавал ему тумаков со словами: “Драться — можно, калечить — нельзя”».
А-ля карате-до
В конце 70-х и начале 80-х в школьных драках стали применять удары ногами в стиле карате-до. Произошло это благодаря популяризации в Советском Союзе этого вида спортивного единоборства. 13 ноября 1978 года вышло даже распоряжение ЦК КПСС «О создании Комиссии по развитию карате-до при Госкомспорте».
«Было повальное увлечение техникой ударов ногами, — делится воспоминаниями военный пенсионер Андрей Саньков. — На улицах и в классах можно было видеть подростков, которые стремились нанести маваши (круговые удары ногами) и тоби-гери (удары в прыжке) по мнимому сопернику. В реальной драке пользы от этого было мало, поэтому в стычках по-прежнему били кулаками, стараясь лягнуть ногой в пах». Впрочем, к этому времени неписаные законы стали жестче. Победитель мог нанести несколько ударов по уже поверженному сопернику.
Улица родная
Вне школы царили уже другие порядки. Но утверждать, что на улицах господствовала шпана, тоже неверно. Конечно, мальчишек могли побить за то, что они зашли на «чужую территорию». Но чаще всего это касалось членов уличных банд или «узнаваемых пацанов». Справедливости ради, милиция совместно с инспекторами по делам несовершеннолетних в целом держали ситуацию под контролем.
Ссылка - https://picturehistory.livejournal.com/2870669.html
Шедевры журнала «Крокодил» работы иллюстратора Евгения Шукаева
Всесоюзный сатирический журнал «Крокодил» начал выходить в 1922 году и просуществовал всю советскую эпоху. У многих сохранились ещё подшивки того, старого «Крокодила», наполненного фельетонами и смешными картинками на злобу дня.
Работы одного из самых знаменитых крокодиловских иллюстраторов предлагаем сегодня к просмотру. Обратите внимание — многие из них вполне применимы и к сегодняшнему дню!
[Spoiler (click to open)]
источник
Отсюда
.
Ученые снова выяснили, что чувствует человек сразу после смерти
В очередной раз, после ставшей в свое время сенсационной книги Раймонда Моуди "Жизнь после жизни" ученые обращаются к теме феномена жизни после смерти.
Ученые из медицинского центра Langone в Нью-Йоркском университете, пишет LiveScience, выяснили, что после смерти человек все еще продолжает чувствовать окружающий мир.
Как говорится в статье, основанной на многолетних исследованиях, после остановки сердца человеческий мозг все еще функционирует и остается активным. Это указывает на то, что в большинстве случаев люди могут понимать и осознавать, что скончались.
В "первой фазе смерти" люди могут сохранять способность восприятия. В подтверждение этих слов исследователи привели в пример случаи, когда люди после клинической смерти рассказывали о том, что слышали врачей. Более того, даже воспроизводили разговоры медперсонала.
Исследователь Парниа также отметил, что умерший ощущает, неподконтрольность своего тела и чувствует себя заключенным в нем.
О современных «посмертных» опытах в свете православного учения о жизни после смерти и о посмертном опыте человека рассказывает книга иеромонаха Серафима Роуза «Душа после смерти»
Ученые из медицинского центра Langone в Нью-Йоркском университете, пишет LiveScience, выяснили, что после смерти человек все еще продолжает чувствовать окружающий мир.
Как говорится в статье, основанной на многолетних исследованиях, после остановки сердца человеческий мозг все еще функционирует и остается активным. Это указывает на то, что в большинстве случаев люди могут понимать и осознавать, что скончались.
В "первой фазе смерти" люди могут сохранять способность восприятия. В подтверждение этих слов исследователи привели в пример случаи, когда люди после клинической смерти рассказывали о том, что слышали врачей. Более того, даже воспроизводили разговоры медперсонала.
Исследователь Парниа также отметил, что умерший ощущает, неподконтрольность своего тела и чувствует себя заключенным в нем.
О современных «посмертных» опытах в свете православного учения о жизни после смерти и о посмертном опыте человека рассказывает книга иеромонаха Серафима Роуза «Душа после смерти»
После майдана Украиной управляют ДБ или сепаратисты
Климкин - ДБ или сепаратист!
Та "первая иностранная миссия на территории города Льва", о которой он говорит - коалиционная миссия Совета послов Антанты, которая в 1919-м году признала за Польшей право оккупировать Галицию!
На втором фото - коалиционная миссия представителей Антанты с представителями ЗУНР и поляков. Подробности можно прочитать здесь.
На третьем фото - члены английской делегации, Львов
Та "первая иностранная миссия на территории города Льва", о которой он говорит - коалиционная миссия Совета послов Антанты, которая в 1919-м году признала за Польшей право оккупировать Галицию!
На втором фото - коалиционная миссия представителей Антанты с представителями ЗУНР и поляков. Подробности можно прочитать здесь.
На третьем фото - члены английской делегации, Львов
В результате реформы Украина по уровню здравоохранения опустилась на последние места в мире
"Доктор Смерть" Ульяна Супрун бьет все рекорды! - констатирует Владимир Корнилов.- Благодаря её "реформе" Украина по уровню здравоохранения уже на 135-м месте из 148 стран! Хуже, чем Афганистан, Ирак, Судан, Йемен! Хуже Украины лишь несколько нищих стран Африки.
Очередная пэрэмога евроинтеграции, однако!
Напомню:
Наш план зрозумілий: це вже не мітинг, не акція. Це — революція. …Сьогодні тут помирає УРСР. Це її похорон.
— Юрій Луценко, 1 грудня 2013
Митинг за импичмент Порошенко в центре Киева
В воскресенье, 3 декабря, лидер "Руха новых сил" Михаил Саакашвили и его сторонники проводят митинг за импичмент президента в центре Киева.
Протестующие собрались в парке Шевченко и двинулись к Европейской площади, где должны выступить лидеры движения.
Под гимн Украины они прошли по Крещатику к Бессарабской площади мим ЦУМа. "Страна" собрала фото с митинга.
.PNG)
.PNG)
.PNG)
Фото: facebook.com/Ruhnovihsyl
Фото Юрия Деревянко
Пока процессия ушла вперед, кое-кто остался на Банковой потоптаться на обещаниях Порошенко.
.
Ранее Саакашвили анонсировал событие 3 декабря за несколько недель, заявив, что это будет ключевой точкой протестов. По сути все события до этого были в какой-то мере подготовкой к маршу сегодня.
Патриоты в балаклавах при попустительстве полиции заблокировали телеканал NewsOne
Вокруг здания телеканала NewsOne собрались люди в камуфляжной форме, которые называют себя ветеранами АТО и представителям различных радикальных организаций.
Они начали начали блокаду телеканала. Радикалы закладывают здание канала на улице Полевой, 21 мешками с песком и обносят колючей проволокой. Установлены бочки для того, чтобы греться.
У здания также присутствует полиция, но она не мешает националистам. Сам канал ведет трансляцию блокады.
Съёмочные группы телеканала заблокированы на парковке, журналисты не могут ни въехать, ни выехать. Визит гостей на прямые эфиры отменён.
Ранее на канале прошло резонансное шоу, где собственник канала Евгений Мураев назвал революцию достоинства государственным переворотом. После чего отдельные политики сделали заявления о необходимости оказания давления на канал вплоть до его закрытия.
Сам канал ведет трансляцию блокады.
"Мураев - Народный депутат Евгений Мураев является врагом украинского народа. Об этом на своей странице Facebook написал бывший советник главы МВД и главный национал-социалист Илья Кива.
«Мураев — враг Украинского народа. Смерть предателям Украины», — сказано в публикации.
[Spoiler (click to open)]
Журналист Денис Гороховский пишет, что канал откровенно травят при заказу властей:
"Я никогда не смотрел ньюсван, никогда не был у них на эфирах в качестве эксперта и даже не уверен, что смогу назвать хоть кого-то из медийных персон данного телеканала.
Но я готов им оказать любую доступную поддержку просто потому что их тупо травят с помощью силы и "своих" активистов в балаклавах.
Это лучшее доказательство, что канал давал более одного мнения в эфир. Так вижу".
.PNG)
Юрист Андрей Портнов вспоминает, почему Янукович не блокировал оппозиционные себе телеканалы.
"Когда бывшему Президенту похожие на сегодняшних умники советовали ввести чрезвычайное положение, главный аргумент был такой - это позволит отключить от эфира некоторые СМИ. Такие положения есть в законе о чрезвычайном положении.
Наши с Елена Лукаш контраргументы были такие - век технологий и даже технически ничего не сможет ограничить выход новостей в эфир. Запрет же сыграет обратную роль и приведёт к противоположному эффекту.
Сегодняшнему диктатору, делающему вид, что это не он несёт политическую ответственность за поджог ИНТЕРА, преследование Страны UA и блокирование NEWS ONE оказалось не нужным даже чрезвычайное положение.
У него достаточно незаконных бандформирований и силовых органов для любых ограничений конституционных прав и свобод.
Вам не нужны никакие реформы, Петр Алексеевич. Вы - настоящий государственный преступник".
[Spoiler (click to open)].PNG)
На заблокированный NewsOne вызвали скорую, которую на телеканал не пустили радикалы.
Требования украинских не-нацистов и "борцов за свободу слова": Извиниться за слова о том, что майдан был госудасртвенным переворотом, "перестать вести пророссийскую пропаганду" и предоставить документы о сотрудничестве с Россией для предъявления в спецслужбы. Тогда блокаду снимут.
Пикантная подробность: представитель парламентского комитета по защите свободы слова отказался помочь каналу. Такая у нас свободв слова - НЕЧУВАНА.
Я никогда не была очарована Мураевым.
Я всегда считала телеканал NEWS ONE симулякром свободы слова в фашизированном государстве.
Но сегодня власть растоптала и этот симулякр. Даже симулякры свободы слова ей уже не нужны.
США дали сутки, чтобы остановить беззаконие в отношении владельца Житомирской кондитерской фабрики
Будни американских инвесторов на Украине...
В воскресенье, 3 декабря, президент Арбитражного Трибунала Дэвид Д. Карон дал украинским властям срок всего в одни сутки для немедленной приостановки всех незаконных действий в отношении избитого и арестованного бизнесмена Игоря Бойко.
Об этом сообщает юрист Андрей Портнов на своей странице в Facebook.
"Суд указал в своем приказе все последние факты - арест, избиение, похищение в неизвестное место, отказ в принятии следственным изолятором из-за травм, угрозы жизни и здоровью.
Это одна из самых быстрых международных судебных реакций в отношении официальной украинской власти за последнее время.
Не нужно было вам отнимать у Бойко собственность. Теперь, все, что установит Трибунал ляжет в основу вашего обвинительного приговора", - написал Порнов и опубликовал соответствующие документы.
[Spoiler (click to open)].png)
Фото: facebook.com/portnov.andrey.ukrain
Ранее "Страна" писала все, что известно о конфликте вокруг Житомирской кондитерской фабрики, где задержали и избили владельца.
Прикреплённые файлы:Трибунал по Житомирской фабрике Бойко
Как Сталин в 1929 году защищал украинцев от Булгакова и русского шовинизма
В 1929 году Сталин встретится с большой группой украинских писателей. Они требовали от партии запретить Булгакова и его пьесу «Дни Турбиных», т.к. в ней неприглядно показаны украинцы. Также они просили дать им право ловить русских великодержавных шовинистов.
2 февраля 1929 года состоялась встреча генерального секретаря ЦК ВКП(б) с группой украинских писателей и культурных деятелей, прибывших на Неделю украинской литературы в Москве и настаивавших на неотложном свидании со Сталиным. Стенограмма этой встречи показывает, что Сталину в основном приходилось защищаться от украинцев и своих соратников по партии, в первую очередь Кагановича. Мы даём эту стенограмму с небольшими сокращениями.
Сталин. Я думаю, смешивать тезис об уничтожении национального гнёта и национального антагонизма с тезисом уничтожения национального различия никак нельзя. Это две вещи различные. Раньше путали Дагестан с Туркменистаном, теперь перестали. Путали Белоруссию с Украиной — теперь перестали.
Голос с места. Товарищ Сталин, как вопрос с Курской, Воронежской губерниями и Кубанью в той части, где есть украинцы? Они хотят присоединиться к Украине.
Сталин. Этот вопрос не касается судьбы русской или национальной культуры.
Голос с места. Он не касается, но он ускорит дальнейшее развитие культуры там, в этих местностях.
Сталин. Этот вопрос несколько раз обсуждался у нас, так как часто слишком меняем границы. (Смех.) Слишком часто меняем границы — это производит плохое впечатление и внутри страны и вне страны. Одно время Милюков даже писал за границей: что такое СССР, [если] нет никаких границ, любая республика может выйти из состава СССР, когда она захочет, есть ли это государство или нет?
Конечно, не имеет сколько-нибудь серьёзного значения, куда входит один из уездов Украины и РСФСР. У нас каждый раз, когда такой вопрос ставится, начинают рычать: а как миллионы русских на Украине угнетаются, не дают на родном языке развиваться, хотят насильно украинизировать и так далее. (Смех.) Это вопрос чисто практический. Он раза два у нас стоял. Мы его отложили — очень часто меняются границы. Я не знаю, как население этих губерний, хочет присоединиться к Украине? (Голоса: Хочет.) А у нас есть сведения, что не хочет. (Голоса: Хочет, хочет.)
Голос с места. Вы говорили о «Днях Турбиных». Мы видели эту пьесу. Там есть одна часть, в этой пьесе. Там освещено восстание против гетмана. По-моему, со сцены Художественного театра не может быть допущено, и если положительным является, что большевики принудили интеллигенцию прийти к сменовеховству, то всяком случае, такое изображение революционного движения и украинских борющихся масс не может быть допущено.
Каганович. Единая неделимая выпирает. (Шум, разговоры.)
Десняк. Когда я смотрел «Дни Турбиных», мне прежде всего бросилось то, что большевизм побеждает этих людей не потому, что он большевизм, а потому, что делает единую великую неделимую Россию. Это концепция, которая бросается всем в глаза, и такой победы большевизма лучше не надо.
Голос с места. Почему артисты говорят по-немецки чисто немецким языком и считают вполне допустимым коверкать украинский язык, издеваясь над этим языком?
Сталин. Насчёт некоторых артистов, которые по-немецки говорят чисто, а по-украински коверкают. Действительно, имеется тенденция пренебрежительного отношения к украинскому языку. Я могу назвать ряд резолюций ЦК нашей партии, где коммунисты обвиняются в великодержавном шовинизме.
Голос с места. Стало почти традицией в русском театре выводить украинцев какими-то дураками или бандитами. В «Шторме», например, украинец выведен настоящим бандитом.
Сталин. Возможно. Но, между прочим, это зависит и от вас. Недавно, полгода тому назад, здесь в Москве было празднество, и украинцы созвали свою колонию в Большом театре. На празднестве были выступления артистов украинских. (Голос с места: Артистов из пивных набрали?) Были от вас певцы и бандуристы. Участвовала та группа, которую рекомендовали из Харькова. Но вот произошёл такой инцидент. Дирижер стоит в большом смущении — на каком ему языке говорить? На французском можно? Может быть, на немецком? Мы спрашиваем: а вы на украинском говорите? Говорю. Так на украинском и объявляйте, что вы будете исполнять.
На французском он может свободно говорить, на немецком тоже, а вот на украинском стесняется, боится, как бы ему не попало. Так что, товарищи, от вас тоже много зависит. Конечно, артисты не будут коверкать язык, если вы их как следует обругаете, если вы сами будете организовывать вот такие приезды, встречи и прочее. Вы тоже виноваты. Насчет «Дней Турбиных» — я ведь сказал, что это антисоветская штука, и Булгаков не наш. Но что же, несмотря на то, что это штука антисоветская, из этой штуки можно вынести?
Это всесокрушающая сила коммунизма. Там изображены русские люди — Турбины и остатки из их группы, все они присоединяются к Красной Армии как к русской армии. Это тоже верно. (Голос с места: С надеждой на перерождение.)
Петренко. Мы хотим, чтобы наше проникновение в Москву имело бы своим результатом снятие этой пьесы.
Голос с места. Это единодушное мнение.
Сталин. Вы как, за то, чтобы ставились пьесы вроде «Горячего сердца» Островского?
Голос с места. Она устарела. Дело в том, что мы ставим классические вещи.
Сталин. Слово «классический» вам не поможет. Рабочий не знает, классическая ли это вещь или не классическая, а смотрит то, что ему нравится.
Голос с места. Островского вещи вредны.
Сталин. Как вам сказать! А вот «Дядя Ваня» — вредная вещь?
Голос с места. Тоже вредная.
Сталин. Так нельзя. А «Князь Игорь»? Можно его ставить? Как вы думаете? Снять, может быть, эту вещь?
Голос с места. Нет.
Сталин. Почему? Очень хорошо идёт «Князь Игорь»?
Голос с места. Нет, но у нас оперный репертуар небогатый.
Сталин. Уверяю вас, что «Дядя Ваня» и «Князь Игорь», «Дон Кихот» и все произведения Островского — они вредны. И полезны, и вредны, уверяю вас. Есть несколько абсолютно полезных вещей. Я могу назвать несколько штук: Билль-Белоцерковского две вещи. «Голос недр» — хорошая штука, затем Киршона «Рельсы гудят», пожалуй, «Разлом», хотя надо вам сказать, что там не все в чистом виде. И затем «Бронепоезд». Неужели только и ставить эти четыре пьесы?
Конечно, если белогвардеец посмотрит «Дни Турбиных», едва ли он будет доволен, не будет доволен. Если рабочие посетят пьесу, общее впечатление такое — вот сила большевизма, с ней ничего не поделаешь. Люди более тонкие заметят, что тут очень много сменовеховства, безусловно, это отрицательная сторона, безобразное изображение украинцев — это безобразная сторона, но есть и другая сторона.
Каганович. Товарищи, всё-таки, я думаю, давайте с «Днями Турбиных» кончим.
Конечно, не имеет сколько-нибудь серьёзного значения, куда входит один из уездов Украины и РСФСР. У нас каждый раз, когда такой вопрос ставится, начинают рычать: а как миллионы русских на Украине угнетаются, не дают на родном языке развиваться, хотят насильно украинизировать и так далее. (Смех.) Это вопрос чисто практический. Он раза два у нас стоял. Мы его отложили — очень часто меняются границы. Я не знаю, как население этих губерний, хочет присоединиться к Украине? (Голоса: Хочет.) А у нас есть сведения, что не хочет. (Голоса: Хочет, хочет.)
Голос с места. Вы говорили о «Днях Турбиных». Мы видели эту пьесу. Там есть одна часть, в этой пьесе. Там освещено восстание против гетмана. По-моему, со сцены Художественного театра не может быть допущено, и если положительным является, что большевики принудили интеллигенцию прийти к сменовеховству, то всяком случае, такое изображение революционного движения и украинских борющихся масс не может быть допущено.
Каганович. Единая неделимая выпирает. (Шум, разговоры.)
Десняк. Когда я смотрел «Дни Турбиных», мне прежде всего бросилось то, что большевизм побеждает этих людей не потому, что он большевизм, а потому, что делает единую великую неделимую Россию. Это концепция, которая бросается всем в глаза, и такой победы большевизма лучше не надо.
Голос с места. Почему артисты говорят по-немецки чисто немецким языком и считают вполне допустимым коверкать украинский язык, издеваясь над этим языком?
Сталин. Насчёт некоторых артистов, которые по-немецки говорят чисто, а по-украински коверкают. Действительно, имеется тенденция пренебрежительного отношения к украинскому языку. Я могу назвать ряд резолюций ЦК нашей партии, где коммунисты обвиняются в великодержавном шовинизме.
Голос с места. Стало почти традицией в русском театре выводить украинцев какими-то дураками или бандитами. В «Шторме», например, украинец выведен настоящим бандитом.
Сталин. Возможно. Но, между прочим, это зависит и от вас. Недавно, полгода тому назад, здесь в Москве было празднество, и украинцы созвали свою колонию в Большом театре. На празднестве были выступления артистов украинских. (Голос с места: Артистов из пивных набрали?) Были от вас певцы и бандуристы. Участвовала та группа, которую рекомендовали из Харькова. Но вот произошёл такой инцидент. Дирижер стоит в большом смущении — на каком ему языке говорить? На французском можно? Может быть, на немецком? Мы спрашиваем: а вы на украинском говорите? Говорю. Так на украинском и объявляйте, что вы будете исполнять.
На французском он может свободно говорить, на немецком тоже, а вот на украинском стесняется, боится, как бы ему не попало. Так что, товарищи, от вас тоже много зависит. Конечно, артисты не будут коверкать язык, если вы их как следует обругаете, если вы сами будете организовывать вот такие приезды, встречи и прочее. Вы тоже виноваты. Насчет «Дней Турбиных» — я ведь сказал, что это антисоветская штука, и Булгаков не наш. Но что же, несмотря на то, что это штука антисоветская, из этой штуки можно вынести?
Это всесокрушающая сила коммунизма. Там изображены русские люди — Турбины и остатки из их группы, все они присоединяются к Красной Армии как к русской армии. Это тоже верно. (Голос с места: С надеждой на перерождение.)
Петренко. Мы хотим, чтобы наше проникновение в Москву имело бы своим результатом снятие этой пьесы.
Голос с места. Это единодушное мнение.
Сталин. Вы как, за то, чтобы ставились пьесы вроде «Горячего сердца» Островского?
Голос с места. Она устарела. Дело в том, что мы ставим классические вещи.
Сталин. Слово «классический» вам не поможет. Рабочий не знает, классическая ли это вещь или не классическая, а смотрит то, что ему нравится.
Голос с места. Островского вещи вредны.
Сталин. Как вам сказать! А вот «Дядя Ваня» — вредная вещь?
Голос с места. Тоже вредная.
Сталин. Так нельзя. А «Князь Игорь»? Можно его ставить? Как вы думаете? Снять, может быть, эту вещь?
Голос с места. Нет.
Сталин. Почему? Очень хорошо идёт «Князь Игорь»?
Голос с места. Нет, но у нас оперный репертуар небогатый.
Сталин. Уверяю вас, что «Дядя Ваня» и «Князь Игорь», «Дон Кихот» и все произведения Островского — они вредны. И полезны, и вредны, уверяю вас. Есть несколько абсолютно полезных вещей. Я могу назвать несколько штук: Билль-Белоцерковского две вещи. «Голос недр» — хорошая штука, затем Киршона «Рельсы гудят», пожалуй, «Разлом», хотя надо вам сказать, что там не все в чистом виде. И затем «Бронепоезд». Неужели только и ставить эти четыре пьесы?
Конечно, если белогвардеец посмотрит «Дни Турбиных», едва ли он будет доволен, не будет доволен. Если рабочие посетят пьесу, общее впечатление такое — вот сила большевизма, с ней ничего не поделаешь. Люди более тонкие заметят, что тут очень много сменовеховства, безусловно, это отрицательная сторона, безобразное изображение украинцев — это безобразная сторона, но есть и другая сторона.
Каганович. Товарищи, всё-таки, я думаю, давайте с «Днями Турбиных» кончим.
Голос с места. Вы несколько разговорились по вопросу о том, что целый ряд обид в области культурной и иной жизни, которые имеются в отношении Украины, что тут виноваты сами украинцы, которые недостаточно выдвигают этот вопрос. (Сталин: И украинцы.) У нас такое впечатление и убеждение, что формула XII съезда о том, что основная опасность — это великодержавный шовинизм и что с этой опасностью нужно бороться,- эта формула прекрасно усвоена у нас на Украине, усвоено и то, что одновременно нужно бороться и с местным шовинизмом. Но эта формула плохо усвоена в руководящих органах, даже в Москве.
Сталин. У вас получается нечто вроде декларации. Я несколько раз беседовал с товарищами Петровским, Чубарем и Кагановичем, когда он работал на Украине. Они высказывали недовольство тем, что в наркоматских аппаратах проявляют полное пренебрежение к хозяйственным и культурным нуждам Украины. Эти товарищи могут подтвердить это. Я каждый раз ставил вопрос — назовите хоть одно лицо, чтобы его можно было высечь на глазах у всех. Назовите хоть одного человека, который пренебрежительно относится к интересам Украины.
Голос с места. Я могу рассказать, как конфисковали украинскую литературу в Москве.
Сталин. Я спрашивал товарищей Чубаря, Кагановича и Петровского, и ни разу они не попытались назвать хоть кого-нибудь. Они всякий раз сговаривались и ни разу не назвали никого. Назовите таких людей, таких шовинистов, которые бы проводили великодержавную политику. Вы назвали Свидерского. Может быть, напишете?
Голоса. Мы пришлём заявление.
Голос с места. Трудно поймать великодержавного шовиниста за хвост.
Каганович. Итак, беседа с товарищем Сталиным сводится к тому, что надо, чтобы вы и все украинцы подошли к вопросам союзного строительства, к своим претензиям не с точки зрения критики, а с точки зрения органического внедрения и предъявления определённых требований. Это абсолютно правильно, и то, что вы приехали к нам в Москву, я убежден, свидетельствует о том, что мы продвигаемся вперед. Но нельзя отрицать того факта, что среди украинских писателей были известные настроения.
[Spoiler (click to open)]Сталин. У вас получается нечто вроде декларации. Я несколько раз беседовал с товарищами Петровским, Чубарем и Кагановичем, когда он работал на Украине. Они высказывали недовольство тем, что в наркоматских аппаратах проявляют полное пренебрежение к хозяйственным и культурным нуждам Украины. Эти товарищи могут подтвердить это. Я каждый раз ставил вопрос — назовите хоть одно лицо, чтобы его можно было высечь на глазах у всех. Назовите хоть одного человека, который пренебрежительно относится к интересам Украины.
Голос с места. Я могу рассказать, как конфисковали украинскую литературу в Москве.
Сталин. Я спрашивал товарищей Чубаря, Кагановича и Петровского, и ни разу они не попытались назвать хоть кого-нибудь. Они всякий раз сговаривались и ни разу не назвали никого. Назовите таких людей, таких шовинистов, которые бы проводили великодержавную политику. Вы назвали Свидерского. Может быть, напишете?
Голоса. Мы пришлём заявление.
Голос с места. Трудно поймать великодержавного шовиниста за хвост.
Каганович. Итак, беседа с товарищем Сталиным сводится к тому, что надо, чтобы вы и все украинцы подошли к вопросам союзного строительства, к своим претензиям не с точки зрения критики, а с точки зрения органического внедрения и предъявления определённых требований. Это абсолютно правильно, и то, что вы приехали к нам в Москву, я убежден, свидетельствует о том, что мы продвигаемся вперед. Но нельзя отрицать того факта, что среди украинских писателей были известные настроения.
Сталин. Они чувствуют себя как гости, в то время когда они должны чувствовать себя хозяевами.
Каганович. Надо приезжать не только в гости, а надо органически взяться за дело, добиться переводов и так далее. Я думаю, что ваш приезд сюда во многом поможет, во многом сблизит нас. Национальная политика в ЦК совершенно определённа, вы это знаете прекрасно. И что ясно видно из выступления товарища Сталина — общая линия, которую мы проводили на Украине и которую проводим.
Источник http://ttolk.ru/articles/kak_stalin_v_1929_godu_zaschischal_ukraintsev_ot_bulgakova_i_russkogo_shovinizma
