Как «поджигали рейхстаг» на Крещатике
Евгений КАБАНЕЦ,
ведущий научный сотрудник
отдела истории лавры
Национального Киево-Печерского
историко-культурного заповедника
В первые дни немецкой оккупации осенью 1941 г. центр Киева был опустошен взрывами и пожарами, нанесшими непоправимый урон историческому облику города. Обстоятельства этих трагических событий интерпретируются сейчас как акт бессмысленного вандализма и жесточайшего террора по отношению к мирным жителям со стороны коммунистического режима. Однако при этом упускается из виду, что упомянутые разоблачения основаны в первую очередь на... немецких пропагандистских материалах, состоящих из тенденциозно подобранных или откровенно сфальсифицированных сведений, печатавшихся в оккупационной прессе.
В дополнение к этим «свидетельствам» в современных массмедиа охотно используются откровения «анонимных очевидцев», рассуждения, заимствованные из беллетристики, а то и просто домыслы и голословные утверждения. Между тем в последнее время выявлено огромное количество документов, позволяющих воссоздать подлинную картину событий. Для этой цели мы воспользуемся свидетельствами, обнаруженными прежде всего в немецких архивах.
План минирования
В ходе оборонительных боев Киев и его окрестности действительно минировали саперные подразделения РККА, но последствия упомянутой операции сильно демонизированы, а «чекистский след» в ней и вовсе заимствован из «фольклорных» источников. Долгое время скрывалось, что немцы благодаря усилиям своей разведки смогли заблаговременно узнать о всех «специальных мероприятиях» советского командования внутри города.
Причем реальные масштабы этих «мероприятий» оказались несоизмеримо скромнее, нежели предполагают современные исследователи. Начальник штаба оперативного руководства верховного главнокомандования вермахта генерал-полковник Альфред Йодль утверждал, что немцам удалось захватить «план подрыва, который включал 50 или 60 объектов в Киеве, уже подготовленных к уничтожению заранее; и этот план в действительности оказался верным, как сразу же показало расследование саперов. Было по крайней мере еще 40 объектов, подготовленных к взрыву, и большая часть из них должна была быть подорвана дистанционно посредством радиоволн...»
Здесь важно подчеркнуть, что, драматизируя обстановку в городе, Йодль смог подтвердить лишь факт самой подготовки взрывов и фактически признал, что никаких серьезных последствий эти приготовления не имели — немецкие саперы заранее знали об оставленных для них «сюрпризах» и сумели их своевременно нейтрализовать.
Обершарфюрер СС Эрнст Конзее, служивший в зондеркоманде 4а*, дал исчерпывающее пояснение на этот счет: «Мы смогли не допустить взрывов, поскольку они еще не были произведены». Таким образом, Йодль выдавал предполагаемую угрозу за свершившийся факт, допуская ряд откровенных натяжек и сознательных умолчаний.
Сентябрь 1941 г.
В первую очередь он скрыл, что план минирования «всех общественных зданий и мест Киева» оказался в распоряжении вермахта в первые же дни оккупации города (донесение айнзатцгруппы Ц* от 28.09.1941). Генерал также утаил факт, что в руках у немцев уже находился трофейный советский радиофугас с инструкцией по его применению, и в город был срочно доставлен специальный взвод радиоперехвата (Horchzug), возглавляемый обер-лейтенантом Остером. Действиями этого взвода оккупанты сумели обезвредить советские радиофугасы и получили возможность безбоязненно позировать с ними для пропагандистской кинохроники.
«Забыл» Йодль сообщить и о том, что обычные жилые дома спецсредствами не минировались, что подчеркивалось в немецкой инструкции к советской радиомине от 1.01.1942 г.
Кроме того, обширную информацию о взрывных устройствах и минах немцам удалось получить за материальное вознаграждение от местного населения. Впоследствии нацисты отмечали в своих оперативных донесениях высокую эффективность принятых мер: «Участие населения со сведениями о вероятных подрывных зарядах или скрывающихся членах НКВД, партии и Красной армии является очень активным. ...Правдивость этих сведений доходила до 90%».
Таким образом утверждения, что немцы оказались в Киеве застигнутыми врасплох и не смогли ничего предпринять, мистификация.
Но вернемся к советской радиомине. Эффективность ее применения на самом деле сильно преувеличена. Инженерное управление РККА попросту не успело к началу войны не только запустить радиомину в массовое производство, но и завершить ее испытания. Поэтому ради надежности в одно и то же здание зачастую закладывалось одновременно сразу 2—3 радиофугаса, что снижало количество минируемых объектов в несколько раз. Известно, что в Выборге и Харькове при помощи 30 радиоуправляемых устройств было суммарно заминировано всего 10—15 объектов.
Перебежчик, который выдал немцам план минирования Киева, сообщил о... 12 (sic!) заминированных зданиях (в них соответственно могло находиться 25—35 радиомин). Причем из подготовленных к взрыву объектов еще до захвата города были разрушены мосты через Днепр и некоторые транспортные развязки. Сюда же следует отнести диверсию в арсенале и на смотровой площадке в лавре, осуществленную 20 сентября 1941 г. В остальных зданиях: ЦК КП(б)У (ныне — МИД), филиал Музея Ленина (Дом учителя), Дума (обком КП(б)У), Госбанк, оперный театр, Дом офицеров, Верховный Совет, Совнарком (Кабмин) — взрывы произведены не были, а следовательно, обвинения, мол, центральные районы города разрушены посредством радиомин, не выдерживают критики.
Итак, сведения, приведенные Йодлем, касались общего количества обезвреженных радиоустройств (2—3 на один объект), а не самих зданий; вдобавок в этих явно сбивчивых показаниях упоминалось и об обычных противопехотных минах. В любом случае даже эти сведения сильно отличаются от умозрительных оценок, приводимых сторонниками «антисоветской» версии — «сотни заминированных и подорванных зданий». Единственными диверсиями в центре Киева, в которых с оговоркой можно усматривать «советский» след, были взрывы 24 сентября 1941 г. в магазине «Детский мир» и бывшей кондитерской Абрикосова (Крещатик, 28/2 и 27), где немцы устроили пункты добровольной сдачи населением радиоприемников и противогазов.
Показательно, что прочие немецкие учреждения и военные инстанции во время инцидента на Крещатике ничуть не пострадали, успев вовремя эвакуироваться. Например, штаб 99-й пехотной дивизии очистил «Гранд-отель», расположенный в 50 м(!) от эпицентра первых взрывов, и занял здание у бывшего Александровского костела. Что касается жертв этого происшествия, то их численность явно завышена современными исследователями.
Оберштурмфюрер СС Август Хефнер из зондеркоманды 4а сообщает, что в месте расквартирования офицеров в военной комендатуре (Крещатик, 30/1) жертв не было; взрывной волной из соседнего здания их лишь «разбросало в разные стороны. Я застал их всех ранеными и в разорванной и запачканной форме».
Потери зафиксированы лишь у воинских подразделений, привлекавшихся впоследствии к тушению вспыхнувших пожаров: в 99-й дивизии из-за неопытности или халатности личного состава за все время погибли около трех десятков людей (к слову, потери этой самой дивизии на поле боя только за один день, 30 июля 1941 г., составили 114 человек).
Между тем задействованные на пожаре части полка пожарной охраны потерь не имели! А переброшенный на «борьбу с огнем» полицейский полк «Юг» и вовсе выполнял в этом районе «особую миссию».
Что происходило в «запретной зоне»?
Один современный историк утверждает, что немцы самоотверженно боролись с огнем и спасли многие исторические здания в центре города для грядущих поколений киевлян. Но непосредственные очевидцы тех событий свидетельствуют об ином. Киевлянка Ирина Хорошунова оставила в своем дневнике такую запись: «Немцы в зону пожара никого не пускали. И никто не знает, что они там делали, тушили или жгли. [...] Было совершенно очевидно, что это очередная провокация, но никто не мог сказать, что она готовит».
Что же реально происходило в «запретной зоне»? На судебных процессах послевоенных лет, проходивших в ФРГ, всплыли ошеломляющие подробности случившегося.
обер-группенфюрер СС Фридрих Еккельн - главный каратель на оккупированных территориях
Оцепление и охрану центра Киева обеспечивали подразделения из полицейского полка «Юг», подчинявшегося высшему руководителю СС и полиции на юге России обер-группенфюреру СС Фридриху Еккельну. Впоследствии участники «обысков» были вынуждены признать на суде, что руководствовались отнюдь не «идейными соображениями». Обервахтмейстер Фердинанд Вальш из 45-го резервного полицейского батальона так охарактеризовал действия своих сослуживцев: «Рота три дня участвовала в этих акциях. Члены этой команды вернулись на место расквартирования с мехами, часами и драгоценностями».
Итак, под видом «поддержания порядка», «борьбы с преступным элементом», «предотвращения диверсий и саботажа» нацисты фактически занимались обычным мародерством, невзирая на якобы грозившую им опасность от «активизации советского подполья». Более того, даже опустошительный пожар в центре города 26—28.09.1941 описывается ими в совершенно ином свете. Уже известный Август Хефнер рассказывал:
«Во время моих частых передвижений или поездок по соответствующим улицам я увидел, что были взорваны дома, которые отстояли от района пожара на расстоянии до 50 метров, и что напротив, т.е. еще дальше, уже горели другие дома. Я расспросил двух назначенных там офицеров... Они мне сообщили, что городской комендант распорядился заблаговременно произвести взрывы, перед приближением пожара удалять из развалин все деревянные части и таким образом попытаться сдержать огонь.
Едва они произвели последний взрыв, как начали гореть противоположные дома. Так как им это показалось чем-то мистическим, они с штурмовым отрядом проникли в горящие дома и установили, что в каждом доме находились несколько евреев с канистрами бензина, которые все поливали бензином и поджигали. Около 60 человек они в этих домах арестовали и велели доставить к городскому коменданту».
Данное свидетельство заставляет по-новому взглянуть на то, что происходило на Крещатике на самом деле.
«Планомерно проводимая акция»
Изучение документов, связанных с событиями в центре Киева, производит странное впечатление. С одной стороны, по утверждению самих немцев, они получили подробнейшие сведения о минировании города, располагали надежной информацией от местных осведомителей, использовали эффективные технические средства для обезвреживания советских «спецсредств» и благодаря этому сумели не допустить взрывов.
С другой стороны, центр города все-таки подвергся сильным разрушениям. Причем «враждебные действия» в официальных документах и публичных высказываниях немецких военнослужащих навязчиво приписывались не коммунистическому подполью, а ...евреям. В донесении айнзатцгруппы Ц прямо подчеркивалось: «было доказано, что евреи участвовали в поджогах».
Каким образом добывались подобные «улики», можно узнать из признаний все того же Августа Хефнера: «Улица была оцеплена членами полицейского полка пожарной охраны, которые мне заявили, что я должен ждать упреждающего взрыва. Он был произведен. Мы пошли дальше. На левой стороне улицы был взорван весь фронт домов, чтобы огонь не смог перекинуться на другую сторону улицы. Спустя несколько минут из домов справа вырвалось пламя. Непостижимо, но спустя мгновение полицейские прогнали в одну поперечную улицу большое количество евреев, часть которых несла канистры с бензином. Теперь все стало ясно».
В этих признаниях просматривается отчетливый след примитивной провокации. Вполне очевидно, что «пойманные с поличным поджигатели» на самом деле были лишь пассивными статистами заранее спланированной инсценировки! Следует отметить, что в противовес пропагандистской версии высшее руководство вермахта, полиции и разведки имело абсолютно точное представление об истинных причинах пожара и его виновниках. Начальник разведотдела 29-го армейского корпуса Герхард Ширмер признает, что не только был своевременно информирован об ожидающихся «актах саботажа», но и сознавал, что это были «военно-политические планомерно проводимые акции, к которым евреи не были причастны».
Итак, если советские саперы оказались бессильны осуществить свои планы, а евреи вообще были тут ни при чем, то что же стояло за взрывами и пожарами на Крещатике?
«Управляемая стихия»
Во время судебного процесса в Риге зимой 1946 г. Фридрих Еккельн признал, что военное и полицейское руководство Третьего рейха приняло решение возложить ответственность за взрывы в Киеве на евреев, не располагая реальными доказательствами их вины. Более того, нацисты заранее разрабатывали подобный сценарий событий.
Источник из окружения оберштурмбаннфюрера СС Эриха Эрлингера, командира полиции безопасности и СД «генерального округа Киев», подтвердил, что имелся приказ райхсфюрера Гиммлера сразу же после занятия города уничтожить всех киевских евреев. Однако для проведения этой «операции» требовался «благовидный» предлог и соответствующее пропагандистское прикрытие. Таким прикрытием и послужила мнимая «активизация подрывного элемента» на фоне нескольких «террористических акций».
Хотя захваченный план минирования Киева и позволял оккупантам свести потери и разрушения до минимума, они не преминули воспользоваться им для осуществления грандиозной провокации, завершившейся сожжением центра украинской столицы и истреблением еврейского населения, огульно обвиненного в причастности к диверсиям.
Примечательно, что «спецоперация» в Киеве находилась на контроле самого Гиммлера, который лично посетил город 2 октября для инспектирования ее результатов. Усиленное нагнетание ксенофобской истерии во время пожара на Крещатике было связано с тем, что оккупанты до последнего момента не были уверены в успехе своего замысла и опасались разоблачения.
Поразительно, что спустя 70 лет в мотивах захватчиков пытаются найти смягчающие обстоятельства: они, мол, боролись с террористами, а в этой борьбе все средства оправданны и виноваты как раз «неугомонные киевские подпольщики».
Между тем стоит напомнить, что действия немцев на Крещатике преследовали как раз не филантропические цели. Они грабили опустевшие квартиры. Ими были взорваны не отдельные здания, а целые блоки построек, в некоторых кварталах «весь фронт домов», даже тех, которые «отстояли от района пожара на расстоянии до 50 метров». Практиковалось «заблаговременное» уничтожение зданий, не тронутых огнем.
Разрушая же горящие постройки, оккупанты тут же отправляли «поджигателей» в новые дома, которых еще не коснулось пламя. Взрывали и снова жгли. Подобный метод позволял контролировать «стихию» и одолеть ее в считанные дни даже при мнимом отсутствии средств пожаротушения и воды.
Однако на каком-то этапе ситуация действительно вышла из-под контроля, и пожар приобрел катастрофический размах, характерный для «огненного смерча», или турбулентного потока огня, выжигающего дотла огромные пространства. Он-то и погубил большую часть застройки Крещатика и прилегающих улиц.
Перипетии «минной войны» в центре украинской столицы в последней декаде сентября 1941 г. остаются малоизученными. Впрочем, если в конце концов отвлечься от деталей случившегося (а в этом очерке изложены далеко не все факты), то выяснится, что «разоблачения» на данную тему преследуют одну-единственную цель: размыть грань между понятиями «агрессор» и «жертва», нападающая и обороняющаяся сторона, военные преступники и сила, преградившая им путь, пособники оккупантов и силы Сопротивления.
Недаром Крещатик до сих пор символизирует собой последний бастион «холодной войны», а поиски правды об этих трагических событиях пытаются подменить догмой о «преступлении безумных фанатиков».
=================================
Дополню эту публикацию. Рассматривая фотоальбом "Київ. 1939-1945", я увидела фотографию, которая резанула меня своим диссонансом. Подпись под фото гласит: "Растерянные жильцы перед горящим домом на Крещатике, 11":
Вот рассказ Дмитрия Малакова (кстати, автора фотоальбома, из которого я отсканировала фото).
Он цитирует оуновскую газету «Українське слово»:
«Первый взрыв облаком дыма затмил ясный день. Пламя охватило магазин «Дитячий свит». С этого все и началось. Взрыв за взрывом. < Пожар > распространялся вверх по Прорезной улице и перекинулся на обе стороны < Крещатика >. Ночью киевляне наблюдали большую зарницу, которая постоянно разрасталась. Большевики разрушили водопровод. Потушить пожар было невозможно. В то время огонь был хозяином — он пожирал и уничтожал дом за домом. Сгорело 5 лучших кинотеатров, Театр юного зрителя, театр КОВО, радиотеатр, консерватория и музыкальная школа, Центральный почтамт, Дом горсовета, 2 самых больших универмага, 5 лучших ресторанов и кафе, цирк, городской ломбард, 5 самых больших гостиниц («Континенталь», «Савой», «Гранд-готель» и другие), Центральна городская железнодорожная станция (билетные кассы), Дом архитектора и ученых, 2 пассажа, типография, 8 обувная фабрика, средняя школа, более 100 лучших магазинов. Уничтожено много библиотек, интересных документов, ценных вещей. Например, в Киевской консерватории сгорел большой орган и около 200 роялей и пианино. Даже трудно себе представить и подсчитать размеры этого неслыханного преступления советов!»
Т.е. внезапно произошли радиоуправляемые взрывы, после которых начались пожары, в результате весь Крещатик оказался в развалинах. Но посмотрите на фото, разве похожа изображенная картина на внезапный взрыв? Одетые и собранные люди смотрят на свой горящий дом. Да и за три года оккупации можно было бы подсчитать число жителей Киева, погибших в результате этих взрывов?
Так что действительно здесь нечисто с этими взрывами. Особенно учитывая вот такие фотоиллюстрации (из того же альбома):
Подпись под этими фото гласит (ссылка на "Die Woche" от 22 октября 1941 г.):
Немецкие саперы закладывают взрывчатку в пробитые в стенах отверстия, чтобы завалить стены сгоревших домов, которые угрожают новыми жертвами.
Особенно, учитывая, что немцы узнали о заминировании Киева инженерными частями КА и НКВД и из некоторых зданий взрывчатку спокойно вынесли, превратив это в пропагандистскую акцию.
Journal information