Введение
В ночь с 10 на 11 января на территории Царства Польского началось организованное вооруженное восстание против власти российского императора. Постепенно боевые действия стали распространяться и на Северо-Западный край России, получив наибольшее развитие в губерниях Ковенской, Виленской и Гродненской. Организаторы восстания ставили своей целью присоединение всего Западно-Русского края к независимому Царству Польскому1. «Отвоевать Западную Русь - вот что составляло с самого начала главную, существенную задачу всего польского движения. Точка опоры была Варшава, но цель - Вильна и Киев»2.
Для централизованного руководства восстанием было создано подпольное польское «правительство», находившееся в Варшаве. В Литве и Белоруссии восстание возглавил подпольный Литовский провинциальный комитет, который подчинялся польскому «правительству». Несколько позже этот комитет, находившийся в Вильне, был преобразован в исполнительный отдел, управляющий провинциями Литвы3. Варшавские и заграничные руководители восстания делали ставку на иностранную военную помощь со стороны Великобритании и Франции4.
В российских губерниях расчет делался на католическое и православное население Западного края, прежде всего крестьян. Предусматривались также действия, направленные на разжигание социального недовольства крестьян условиями освободительной реформы 1861 г. и провоцирование их на вооруженный мятеж против монархии в центральной России. Таким образом, отделение Царства Польского и Западного края от империи должно было осуществиться путем разрушения Российского государства с помощью вооруженного мятежа и иностранной интервенции5.
Особое положение Северо-Западного края заключалась в том, что губернии, его составлявшие, в отличие от Царства Польского, входили в состав России как территории русские с преобладающим западно-русским (белорусы и малороссы), православным населением. Такой административнотерриториальный порядок был установлен после 1815 г., когда по решению Венского конгресса было образовано автономное Царство Польское, связанное с Российской империей персональной унией6.
В этой связи российское правительство, армия, общество и православное население Литвы и Белоруссии воспринимали восстание как покушение польских сепаратистов на коренные, «искони русские» земли, «древнее достояние России». Поэтому для российской стороны цели начавшейся вооруженной борьбы виделись не в повторном возвращении чужого, польского края, а в морально оправданной защите русской земли и проживавшего в ней единоверного и единокровного западно-русского народа. В польских повстанцах видели мятежников, изменивших присяге, данной императору Александру II, и посягавших на территориальную целостность России, православную веру и русскую идентичность коренного населения7.
Идейно-политической и религиозной основой непримиримой враждебности польско-католической элиты (дворянство, шляхта и ксендзы) к России было отношение к императорской власти как чужеземной, навязанной извне, несмотря на то, что эта власть сохранила ее сословные привилегии, собственность и богатства. Потеря независимости Польского государства в границах 1772 г. переживалась «панами, ксендзами и шляхтой» как национальная трагедия. Соответственно, Литва и Белоруссия воспринимались этим «элементом» как польский край, насильственно «забранный» Россией у Речи Посполитой в 1772-1795 гг.
В свою очередь римско-католическое духовенство не могло примириться с утратой господствующего правового статуса и особыми привилегиями, которыми оно обладало в бывшей Польше. И духовенство, и епископат Римско-католической церкви не желали принять свой новый правовой статус церкви, хоть и «покровительствуемой» православным императором, но только «терпимой»8. Еще труднее для них было признание «господствующего» статуса Церкви Православной, которая, с точки зрения «истинной» Римско-католической церкви, было церковью «схизматической», а в социальном отношении «хлопской» и «мужицкой»9.
Римско-католическое духовенство Северо-Западного края, состоявшее из представителей различных этнических групп, сознавало и позиционировало себя как польское, отождествляя конфессиональную принадлежность с этнической идентичностью. Данное обстоятельство превращало католический клир в организованную национальную силу, способную объединять этнически разнообразное население региона, его высшие и низшие сословия для достижения польских политических целей10.
В целом же, свое положение польско-католическая элита края оценивала в категориях политического, национального и религиозно-культурного угнетения, которому подвергались европейцы-поляки со стороны азиатской и деспотической России. Отсюда и высокомерное, презрительное отношение представителей высшей «польской цивилизации» к православию как «вере хлопской, схизматической», к русскому языку и русской культуре, к русским, которых пренебрежительно называли «москалями», «москвитянами», «варварами» и «монголами»11. Отсюда и жажда реванша, военного и политического, стремление к освобождению «забранного» края от русской власти и присоединению его к освобожденному Царству Польскому. И реванша религиозного в форме возвращения утраченных привилегий, восстановления унии, упраздненной на территории России решениями Полоцкого собора 1839 г. и разрушения воссоединенного православия в Литве и Белоруссии12.
Пропагандистская мобилизация повстанцев проходила под знаменами восстановления польской независимости, лозунгами социального популизма, защиты католической веры и воинствующей русофобии. Объектом ненависти являлся созданный пропагандой демонический образ «москаля» - врага исторического, политического, этнического и религиозного13.
Особенность польского восстания 1863-1864 гг. заключалась в том, что в массовом вооруженном выступлении, организованном в Северо-Западном крае Российской империи, присутствовала ярко выраженная религиозная составляющая. А именно - в нем приняло участие римско-католическое духовенство, которое преследовало религиозные и политические цели, используя для этого клерикальные методы мобилизации, управления и контроля над паствой. Поэтому целью предпринятого исследования является изучение особой, сакрально-идеологической и организационной роли римско-католического клира в политическом «рекрутировании» сторонников польской независимости, в подготовке и проведении восстания, во взаимосвязи религиозной составляющей восстания с жестокостью и насилием в отношении лояльного России населения края.
Изучение истории польского восстания 1863 г. и его религиозной составляющей началось еще в русской дореволюционной историографии. Историки, публицисты и очевидцы событий определяли его как «национальнорелигиозный», или «ксендзовско-шляхетский мятеж» на том основании, что по религиозному составу участников восстание было моноконфессиональным, католическим, и в его организации и проведении приняли активное участие священнослужители и монашествующие14.
В работах советских историков, посвященных изучению восстания в Литве и Белоруссии, в качестве методологических принципов использовались, как правило, «классовый подход» и «классовые оценки» характера, целей и движущих сил восстания15. Так, исследователь В. М. Зайцев, изучая социальный состав участников вооруженных антиправительственных выступлений, выявлял степень «революционности» каждого сословия, исходя из количества репрессированных. Он приводит следующие расчеты: «На долю дворянского сословия, составлявшего 5, 99 % населения Литвы и Белоруссии, приходится свыше 62 % всех репрессированных или один репрессированный на 43 человека . Представители численно преобладающего крестьянского сословия составляют 22, 36 % всех репрессированных, а мещанского, второго по численности среди населения - 5, 72 %. У крестьян один репрессированный приходится на 1051, а у мещан - на 758 человек мужского пола... На долю католического духовенства, составлявшего 0, 16 % населения, приходится 3, 35 % репрессированных, или один репрессированный на 16 служителей католического клира. Это духовенство, приходы которого охватывали около 40% населения, в значительной части участвовало, либо сочувствовало восстанию»16.
Белорусский советский историк С.М. Байкова, изучая социальный состав участников восстания в Литве и Белоруссии, наоборот, пришла к выводу, что: «Большинство католического духовенства не помышляло об участии в восстании на стороне красных. Лишь отдельные представители низшего духовенства, происходившие из безземельных дворян, шляхты, открыто или тайно помогали повстанцам»17.
Историко-статистические данные, полученные В.М. Зайцевым и С.М. Байковой в процессе выполнения конкретных научно-исследовательских задач, позволяют с известной долей условности определить социальное разнообразие участников восстания в Северо-Западном крае. Однако опыт изучения политического поведения представителей различных сословий с помощью «классового подхода» не обладает должной объяснительной силой. Далеко не всегда участие в акциях вооруженного экстремизма обусловлено социальным положением и экономическими мотивами участвующих в них лиц, немаловажную роль в таких случаях играют мотивы политической, национальной или религиозной ненависти.
Точно также и приведенные количественные показатели о репрессиях не позволяют раскрыть ту особую роль, которую играло римско-католическое духовенство в организации и проведении восстания. В этой связи хотелось бы отметить, что традиционно высокое положение католического клира в местном обществе, наличие у него сильной духовной власти над паствой не дают оснований статистически уравнивать ксендзов и монашествующих с участниками восстания из светских сословий. Роль духовенства и религиозных мотивов в событиях 1863 г. такова, что позволяет говорить о наличии такого явления как религиозная составляющая вооруженного восстания в Северо-Западном крае Российской империи.
Невысокий объясняющий эффект имеют и описания поведения римско-католического духовенства во время восстания 1863 г. в «национально» ангажированной белорусской историографии, для которой характерны мифологические представления о наличии в польском восстании «белорусского национально-освободительного движения»18. Авторы, принадлежащие к этому направлению в историографии, стараются делать акцент на изучении фактов религиозного служения католического духовенства в повстанческих отрядах в качестве военных капеланов, совершавших богослужения и исправлявших церковные требы для повстанцев. Рассматриваются вопросы участия ксендзов в подпольном движении, снабжении повстанцев деньгами и продовольствием. Внимание исследователей привлекают также темы, связанные с репрессиями против ксендзов, участвовавших в восстании, и положением их ссылке и на каторге19. Представители римско-католического духовенства, выступившие в качестве политических врагов Российского государства, рассматриваются в националистической белорусской историографии, в основном, как страдающая сторона, как жертвы произвола царских чиновников, направляемых жестокой волей генерал-губернатора Муравьева.
Таким образом, сосредоточенность исследователей на изучении указанных сюжетов, «классовый» или «национальной» подход к событиям и действующим лицам 1863 г. сужает возможности всестороннего изучения научной проблемы, которую представляет собой религиозная составляющая восстания. В этой связи возникает необходимость вывести исследование на качественно новый уровень, позволяющий выявить роль римско-католического духовенства как эффективного агитатора и организатора, обладающего особыми каноническими и дисциплинарными возможностями для манипулирования вверенной ему паствой в политических целях.
Религиозная мотивация восстания, особенности ее формирования и воплощения в Северо-Западном крае Российской империи
Для начала необходимо выяснить, что представляла собой духовная власть римско-католического клира. С принятием священнического сана ксендз «по особому дару Святого Духа» получал «священную власть» совершать таинства Римско-католической церкви. При этом следует подчеркнуть, что Римско-католическая церковь только себя считала истинной Церковью Христовой, в которой присутствует спасительная благодать. Согласно учению этой Церкви, «помазание Духа Святого... уподобляет его (священника) Христу-Священнику, и делает способным действовать в лице Христа-Главы. ... пресвитер посвящен, чтобы проповедовать Евангелие, пасти верных и совершать литургию». Поставленный именем Христа чтобы «пасти Церковь словом и благодатью Божией», ксендз должен был использовать «священную власть» полученную «от имени и властью Христа», для «служения Народу Божию»20.
Отношения между духовенством и паствой на приходах основывались на духовной дисциплине, которая предусматривала строгий порядок подчинения мирян власти ксендза, который получал право повелевать и требовать повиновения от прихожан в сфере религиозно-нравственной жизни. Важнейшим инструментом духовной власти римско-католического клира над паствой являлось «могущественное оружие исповеди». Об этом заявляли сами священнослужители. Например, патер Ромонини в 1865 г. в Турине, в присутствии многочисленных слушателей открыто высказал с церковной кафедры, что «правительство не должно забывать, как громадна сила духовенства, владеющего исповедью». Неудивительно, что ксендз становился для мирян единственным провозвестником воли Божией. Устами ксендза во время таинства исповеди говорил сам Бог.
Поэтому веления ксендза, хотя бы они и не касались прямо области религиозно-нравственных отношений, подлежали непременному исполнению, обладая приоритетом перед какими бы то ни было требованиями гражданской власти. Колоссальное влияние ксендзов на народ приводило к тому, что отношение духовенства к правительственной власти в значительной степени определяло и отношение к правительству народа, которым оно руководило21.Таким образом, духовная дисциплина в руках римско-католического клира становилась инструментом управления паствой, который можно было использовать как для религиозных, так и для светских, политических целей.
Примером такой клерикально-политической практики служили призывы мирян к вооруженному восстанию против России, которые произносились носителями священного сана «от имени и властью Христа». С этой целью религиозная пропаганда наряду со светской создавала образ России как исторического, политического и религиозного врага независимости Польши. Поэтому «мятеж пустил более прочные корни там, где гуще стояли костелы». На данное обстоятельство обратил внимание В.Ф. Ратч, один из первых исследователей, изучавших историю польского восстания в Северо-Западном крае. По его словам, «костел свою хоругвь обратил в знамя бунта», а «простолюдин считает смертным грехом не идти за своим пастырем»22.
Совпадение политических и религиозных целей вооруженного восстания привело к тому, что политические экстремисты (которых называли «красные») получили организационную и пропагандистскую поддержку части римско-католического клира. Политический экстремизм получил высшую, божественную санкцию. Парадоксальность ситуации, которая сложилась в Северо-Западном крае, заключалась в том, что христианские священнослужители, наделенные «священной властью» для «служения Народу Божию», использовали эту власть не по своему прямому назначению.
Предусмотренная церковным вероучением обязанность «пасти верных» выполнялась отнюдь не в духе христианской любви, законопослушности и милосердия. Сакральные цели служения Богу оказались подчиненными выполнению конкретных мирских задач - вооруженной борьбе за освобождение Польши и аннексию Северо-Западного края России. Это произошло в результате идеологической интерпретации церковного вероучения, которая позволила использовать духовную власть римско-католического клира для достижения националистических и сепаратистских целей.
Уже в процессе подготовки восстания возник своеобразный союз политических экстремистов - «красных» и представителей римско-католического клира. Объединенные усилия клириков и светских «революционеров» преследовали цель максимального расширения социальной базы восстания с помощью мобилизации католиков и бывших униатов из всех социальных и этнических групп, населявших обширный СевероЗападный край. К тому времени польский костел уже имел опыт организации манифестаций, имевших общесословный и общеэтнический характер, которые проходили в 1861 г. в рамках мирных антиправительственных протестов. Готовя свою паству к вооруженному мятежу, ксендзы использовали опыт клерикальной и национальной мобилизации верующих, показавший ранее свою политическую эффективность в противостоянии с властью «москалей и схизматиков»23.
Полностью по ссылке https://zapadrus.su/slavm/slobsm/2103-istoriya-epidemij-grippa.html
Journal information