(в соавторстве с О. Бэйдой)
Нам удалось найти в архиве важнейший (возможно, даже ключевой) документ в истории (не)привлечения белоэмигрантов к военным действиям против СССР в июне-июле 1941 года.
Как известно, уже 22 июня 1941 года Комитет взаимопомощи русских эмигрантов в Париже, учрежденный под контролем СД и возглавляемый Юрием Жеребковым и Владимиром Модрахом выпустил обращение к русской эмиграции, в котором заявил: "22-го июня 1941 года явится в современной истории одной из самых знаменательных дат: - Верховный Вождь Новой Германии, духовный водитель национал-социализма, Адольф ГИТЛЕР в это день отдал приказ своим войскам положить предел коварству и интригам Советского Правительства и объявил войну С.С.С.Р., кабалистическому псевдониму плененной иудо-коминтерном России". Комитет пригласил эмигрантов "письменно подтвердить готовность слить на любом поприще их усилия с усилиями внутри-российских националистов и жертвенностью национал-социалистической Германии".
26 июня с обращением выступил Великий Князь Владимир, поддерживая "крестовый поход против коммунизма-большевизма" и призывая эмигрантов "способствовать по мере сил и возможностей свержению богоборческой власти и освобождению нашего Отечества от страшного ига коммунизма". В тот же день Комитетом Взаимопомощи была открыта запись добровольцев, анкета содержала общие биографические вопросы, среди которых выделялся лишь пункт "Какую часть России хорошо знает". И эта акция была одобрена местным СД, которое, однако, запросило Берлин об указаниях на случай, если добровольцев окажется слишком много. 28 июня Париж повторно запросил Берлин, сообщив, что от Комитета получено обращение, что эмигранты готовы "в любой приемлемой для национал-социалистической Германии форме предоставить себя в ее распоряжение для борьбы за уничтожение иудо-коммунистического ига". Кроме Модраха и Жеребкова обращение подписали генералы Николай Головин и Михаил Граббе, а также митрополит Серафим (Лукьянов). Одновременно князь Владимир отправил Гитлеру свое обращение с сопроводительным письмом.
29 июня Риббентроп послал немецкому послу во Франции Отто Абецу телеграмму, в которой рекомендовал пока занять выжидательную позицию, но доверительно сообщил, что правительство рейха не заинтересовано в участии эмигрантов в войне против России. 30 июня на специально созванном совещании в МИДе, в котором участвовали представители ОКВ, СС и один из руководителей будущего Восточного министерства Георг Лейббрандт, обсуждались вопросы участия европейских добровольцев в войне против СССР. Относительно русских эмигрантов было решено, что ни сторонники Великой России, ни сепаратисты в общем случае не должны приниматься добровольцами в вермахт. Вести регистрацию их не следует, реагировать на их обращения вежливо, но без конкретики. Исключения возможны лишь в частных случаях, когда имярек необходим для выполнения особых задач.
фюрер и эмигранты
фюрер и эмигранты
2 июля статс-секретарь МИДа Эрнст фон Вайцзекер разослал по немецким посольствам в европейских странах соответствующий циркуляр. В качестве отговорки было рекомендовано указывать, что в случае пленения с эмигрантами не будут обращаться в соответствии с нормами международного военного права. Еще более резким был ответ, направленный Риббентропом через Абеца Великому Князю Владимиру. Тому следовало сообщить, что правительство рейха ознакомилось с его призывом и считает, что этот призыв играет на руку советскому правительству и затрудняет задачу вермахта, так как советская пропаганда может утверждать, что стране грозит возвращение царского режима и это усилит сопротивление Красной Армии. Далее от Великого Князя требовали сообщить, кому он уже направил свой призыв и отказаться от его дальнейшего распространения, как и от любой политической деятельности, в случае же отказа он будет немедленно интернирован. Риббентроп также приказывал установить за Великим Князем строжайшую слежку и воспрепятствовать публикации призыва во французской прессе.
К этим документам, по большей части уже известным историкам, мы можем сегодня добавить оценку всей коллизии, данную Адольфом Гитлером 5 июля 1941 года, т.е. в тот самый день, когда Риббентроп направил свой ответ во Францию. По форме этот отрывок является одной из "застольных бесед", что с учетом последних исследований неизбежно вызывает вопрос, насколько дословно были воспроизведены рассуждения Гитлера. Но тот факт, что этот отрывок был сохранен среди своих бумаг одним из ведущих пропагандистов НСДАП, как и то, что слова в данном случае не расходятся с вышеупомянутыми указаниями немецкого МИДа, заставляет отнестись к изложению с доверием. Документ публикуется впервые в нашем переводе.
Копия с копии.
Национальная Россия для нас еще опаснее, чем большевистская; последней, после того, как мы ее разобьем, понадобится двадцать лет, , в то время как руководство национальной России постоянно видело в нас противника. Уму непостижимо, насколько холуйски вел себя [кайзеровский] рейх по отношению к русскому правительству. Вопреки всем докладам военного атташе это подобострастное отношение тянулось до самой войны, хотя годами шли сообщения о враждебных Германии настроениях при дворе, о том, что и царица вовсе не дружелюбна к Германии.
Немецкий склад характера чужд русскому существу: наши чувство долга, чистоплотность, тяга к порядку, трудолюбие неприятны русским. Русский гораздо больше тянется ко Франции: во французской легкости жизни, в отсутствии глубоких мыслей, в грязи там и сям, в беззаботности он видит родственную натуру. Этим объясняется и то, что эмиграция обосновалась в Париже, а не в Германии, другой ее центр в Белграде. Все эмигранты говорят по-французски, но почти никто по-немецки. Если бы они пришли к власти, то их правление было бы дружественным Франции и враждебным Германии.
Следует обдумать, а не оставить ли в России несколько политкомиссаров, чтобы передавать в их руки князей, коли последние ступят на русскую территорию.
Поводом для этих высказываний шефа было письмо, в котором Великий Князь Владимир на правах русского царя сообщил фюреру, что собирается выступить с призывом к народу. Ему дадут понять, что сие нежелательно.
К этим документам, по большей части уже известным историкам, мы можем сегодня добавить оценку всей коллизии, данную Адольфом Гитлером 5 июля 1941 года, т.е. в тот самый день, когда Риббентроп направил свой ответ во Францию. По форме этот отрывок является одной из "застольных бесед", что с учетом последних исследований неизбежно вызывает вопрос, насколько дословно были воспроизведены рассуждения Гитлера. Но тот факт, что этот отрывок был сохранен среди своих бумаг одним из ведущих пропагандистов НСДАП, как и то, что слова в данном случае не расходятся с вышеупомянутыми указаниями немецкого МИДа, заставляет отнестись к изложению с доверием. Документ публикуется впервые в нашем переводе.
Копия с копии.
Главная ставка фюрера
Суббота, 5 июля 1941 года
За обедом шеф высказался о русской эмиграции:Суббота, 5 июля 1941 года
Национальная Россия для нас еще опаснее, чем большевистская; последней, после того, как мы ее разобьем, понадобится двадцать лет, , в то время как руководство национальной России постоянно видело в нас противника. Уму непостижимо, насколько холуйски вел себя [кайзеровский] рейх по отношению к русскому правительству. Вопреки всем докладам военного атташе это подобострастное отношение тянулось до самой войны, хотя годами шли сообщения о враждебных Германии настроениях при дворе, о том, что и царица вовсе не дружелюбна к Германии.
Немецкий склад характера чужд русскому существу: наши чувство долга, чистоплотность, тяга к порядку, трудолюбие неприятны русским. Русский гораздо больше тянется ко Франции: во французской легкости жизни, в отсутствии глубоких мыслей, в грязи там и сям, в беззаботности он видит родственную натуру. Этим объясняется и то, что эмиграция обосновалась в Париже, а не в Германии, другой ее центр в Белграде. Все эмигранты говорят по-французски, но почти никто по-немецки. Если бы они пришли к власти, то их правление было бы дружественным Франции и враждебным Германии.
Следует обдумать, а не оставить ли в России несколько политкомиссаров, чтобы передавать в их руки князей, коли последние ступят на русскую территорию.
Поводом для этих высказываний шефа было письмо, в котором Великий Князь Владимир на правах русского царя сообщил фюреру, что собирается выступить с призывом к народу. Ему дадут понять, что сие нежелательно.